Читать книгу "Время теней - Андрей Павлухин"

Стартовали немедленно, без разрешения, и сразу нырнули в гипер.

8

Они легли спать.

Разбили лагерь и отрубились. Я покружил около часа, приближаясь по спирали, потом спустил парус и соскочил на утоптанную, окаменевшую глину. И едва не вывихнул ступню, напоровшись на булыжник Приглушенно выругался.

Усилившийся ветер лениво сносил тархан к востоку. Парус я предусмотрительно спустил…

Костер давно потух: под подошвой ботинка хрустнули уголья, перемешанные с золой. С опаской пригибаюсь к земле, но никто из воров не проснулся. Систематично, со знанием дела, я скрутил троицу запасным мотком проводов. Крепыш со шрамом на лбу проснулся. Его глаза злобно сверкнули.

– Говоришь на эспере? – спросил я.

Он кивнул.

– Хорошо. Я не связал вам ноги, чтобы вы смогли идти. Ваших вещей я тоже не трогаю. Беру свое.

Перед моим приходом, судя по самодельным прутикам-вертелам на воткнутых в землю рогатинах, запаху и испачканным жиром ножам, воры жарили мясо. Тут же валялись моя «бездонная» фляга и фрагменты лука, который фолнары пытались собрать. Упаковываю все в рюкзак.

Верзила вдруг нарушает молчание:

– Ты из Города?

– Нет. Оттуда, – я указал на небо.

– Как тебя зовут?

– Сардонис.

– Ты мертвец, Сардонис.

Я поднял бровь.

– Разве? Я перемещаюсь быстрее вас. К утру я буду уже далеко. Счастливо оставаться.

Повернулся и зашагал к тархану, отметив про себя странное выражение на лице дикаря. Сарказм? Издевка?

Вряд ли я сильно отклонился от курса. Горы Изобилия – значительная гряда, протянувшаяся на тысячи километров. А ветер, грозящий перерасти в ураган, продолжает дуть на восток. Прикидываю скорость. Приличная, превышает скорость бегущего человека.

Ем, не слезая с тархана, «в седле». Мой запас практически не тронут. Значит, на вертелах жарилось мясо пустынного животного.

Подумав, я собрал лук и натянул тетиву Для охоты и обороны – вещь незаменимая. Лучше позаботиться о себе заранее…

Примерно к середине отрейской ночи я окоченел. А ветер все наращивал обороты. Плащ уже не спасал, стужа пробирала до самых костей… Но и тархан двигался быстрее.

Интересно, за каким хреном я прусь в горы? И дальше, через варварство, запустение, редкие форпосты землян – зачем? За ответами? А когда они переполнят меня, опустошат, выжгут – что потом? Мик, дружище, ты же видел того парня, побывал в его психоматрице – тебе мало? Хочешь сам? А понимаешь ли ты до конца, во имя чего все затеял? И не лучше ли просто затаиться, ассимилироваться, забыть проклявшее тебя человечество? Наверное, лучше. Только не для меня.

Говорят, время – лучший судья. Согласен. Годы посеребрили виски, украли блеск глаз, но легче не стало. Наоборот…

Звук рвущейся ткани. Поднимаю голову – в парусе зияет косая дыра, ветер свистит, проходя сквозь нее.

Стихия грозит перерасти в ураган. В воздухе носятся тучи песка, трубы и металлические детали корпуса гудят. Устоять на ногах сложно – бешеный поток норовит снести, опрокинуть, погнать перекати-полем через пустыню… Я шарю по земле в поисках камня. Нахожу: гладкий, уплощенный валун. С его помощью вгоняю в узкую трещину нож, швартую проводом тархан, зло отплевываясь от скрипящего на зубах песка. Снимаю парус, укутываюсь в него поверх плаща и засыпаю…

Никаких снов. Полутона, неясные намеки, обрывки фраз, лиц, миров – и все. Беспокойная полудремная каша.

Ураган стих лишь к утру. Мой «кокон» занесло песком, красноватой сыпучей массой с примесью гальки и сухих щепок. Дико хочется есть. Встаю, отряхиваюсь – на дворе рассвет. Значит, провалялся я никак не меньше трех суток. В обнимку с рюкзаком, сонно жуя консервы и запивая синтезированной водой. На небе еще белеет пятно туманности, да колет зрачки серпом последняя луна. А на востоке загорается зеленая заря.

Осматриваюсь. Нож выдрало из глины, и тархан умчался в неведомые дали. Здорово. Опять пешком.

Местность изменилась: теперь меня окружала каменистая равнина, заметенная красным песком с редкими глиняными вкраплениями. Кое-где – уродливые стелющиеся растения, корявые и невзрачные. Почти без листьев. Под ногами прошмыгнуло животное, смахивающее на тушканчика. Пискнув, зверек исчез в черном провале норы. Почему другой ландшафт? Горы ведь далеко. Хребет практически недосягаем без тархана.

Наскоро позавтракав, иду на свидание с солнцем. Ночная буря утихомирилась, свернулась калачиком и задремала. А может – сместилась за горизонт. Терзать новые жертвы.

Кошачье око светила выплывает, неся с собой привычную жару. Через несколько километров я натыкаюсь на тархан. Машина застряла в развалинах древнего земного поселения: фрагменты стен, проемы окон и дверей, пересохший колодец, развороченные плиты мостовой, проржавевшие коммуникации… В центре руин – сооружение, наподобие башни. Осыпавшаяся штукатурка и стекло. Я шагаю в квадрат со сгнившей дверной коробкой и оказываюсь в полутемном «зале». Окна-бойницы, зубчатые осколки витражей. Наверх ведет спиральная лестница без перил. Прикидываю высоту здания: около пяти этажей. Люк высажен, крыша плоская, широкая, как стадион, пустыня лежит словно на ладони. С наслаждением вдыхаю чистый утренний воздух. Безлюдные пространства действуют на психику удручающе. Город заброшен давно и конкретно. Дикари, видимо, наложили на это место табу. Хотя могли бы использовать…

Спускаюсь.

На ремонт паруса уходит час. Я заштопал его и расстелил на мостовой – пусть погреется. Фаза сращения ткани займет треть земных суток. После этого швы можно снимать.

Отвязываю нож, некогда служивший якорем, задумчиво верчу в пальцах. Отличная игрушка. Баланс, обтяжка рукояти, сталь лезвия – пальчики оближешь. Надо бы смастерить для него ножны. И для брата-близнеца – тоже. Такие вещи не хранятся в рюкзаках, их нужно держать при себе. Откуда у Мицкевича эти трофеи – сами фолнары куют? Тогда отрейские оружейники – золото, а не люди. С первого взгляда от ножей несет серийным производством…

Да, велики и необъятны Южные Земли. По терранскому счислению я странствую уже месяц (или около того)… Впрочем, нет. Уже больше. А конец пути… Может, он не кончится никогда, этот путь.

Пот, грязь, жара. Камни заброшенного города раскалялись. Я отбуксировал тархан к башне, а сам устроился в полумраке «холла» – пыльной обшарпанной заднице. Спать не хотелось.

Что теперь – двигаться по ночам? Прятаться от дневного пекла в таких вот укромных уголках, а позже стойко переносить агрессию расшалившихся бурь? И быть готовым к неприятным встречам и боям за провизию? Еще проблемка – запасы консервов мельчают. В Горах, конечно, молочные реки и кисельные берега, но туда еще надо дойти. Я почти жалею, что отказался от самолета. Все равно при желании и достаточном упорстве меня найдут. А забывчивостью Ла-Харт не страдает, срок давности для него – понятие несущественное. Да и в пустыне не сказать, чтоб людно, в толпе не затеряться…