Читать книгу "Анатомия одного развода - Эрве Базен"

— Только что я предложил детям написать ему общее письмо, чтобы несколько исправить то, что ты натворила. Хотя ты знаешь, как я отношусь к твоему мужу.

Взгляд, брошенный на него Алиной, казалось, не смутил его. Он поднялся, разминая ноги.

— Что же касается твоего возвращения сюда, я все же не советую тебе, несмотря на все наше желание. Конечно, тебя бы приняли неплохо…

— Но я чувствовала бы себя неловко, я это знаю, представь себе!

— Я пошел к теннисному корту, — сказал, уходя, Леон , Ребюсто.

Прошла минута. Три домашние утки, дружно переваливаясь, появились под мостиком. Немного поодаль, там, где Аргос, изгибаясь, меняет путь, проплыла, раздвигая носом водоросли, водяная крыса, а апрельское солнце появилось в небесной вышине, окруженное двойным нимбом. Увы! Мягкая прелесть природы не отразилась на обитателях этих мест. В городах, где все течет, все меняется, где люди вас почти не знают, так как встречают редко, соседи недолго злословят о неприятностях, случившихся в семье. А вот в деревне, где все дома, как и семьи, наперечет, развод, если даже в него не вмешиваются святоши, сразу бросается в глаза, как внезапно образовавшаяся брешь. Эта беда влечет за собой другие, на вас смотрят как на зачумленных. Мужчина может считать себя свободным, а женщина всегда будет выглядеть отвергнутой. Всем вокруг будет понятно, что есть в ней нечто такое, из-за чего она не смогла, не знала как, а может, и не захотела удержать мужа. Несчастье становится ее естественным состоянием, и она, словно частоколом, окружена всякими подозрениями, жалостью, неусыпным любопытством. Вчера Алина сама убедилась в этом, когда ей пришлось вместе с родными пройти по поселку: даже шествие безногих инвалидов не привлекло бы к себе столько взглядов. И в самых обычных приветствиях звучали унижающие нотки утешения… Но родители ошибались. Алина приехала в Шазе на рождество специально, чтобы отдалиться от Луи; потом она привезла сюда детей на вербное воскресенье, но вскоре должна была вернуться обратно, чтобы передать Четверку мужу, у которого им предстояло провести пасху. Алина вовсе и не собиралась, искать убежища в Шазе.

— Маркиз нас не предупреждал, но я не удивлюсь, если он сюда вдруг заедет, — сказала мадам Ребюсто.! Мама, конечно, не так уж хитра, но не лишена интуиции. Маркиз, вот именно! Еще одно основание оставаться здесь, в пригороде. Вот почему его преданный служащий, отправился прогуляться к теннисному корту. Пе управлял поместьем, владелец которого появлялся здесь не больше чем на два месяца в году, и мсье Ребюсто, таким образом, все остальное время царил над восемью фермами, владел всеми ключами, мог разрешать иногда своим внукам пользоваться кортом, бассейном, прудом, парком, однако весьма расторопно и учтиво убирал ребят из всех этих мест, если хозяйский «мерседес» вдруг появлялся на большой аллее. Да пусть они играют! — конечно, говорил отечески настроенный сеньор, который ребенком тоже бегал в этом парке с Алиной, а несколько позже, желая удостовериться в своих предположениях, засовывал руку к ней под свитер, правда, без грубой настойчивости. С высоты хозяйского величия мсье Ребюсто называли просто Леоном, а его жену — Софи; но их дочь — мадам Давермель: ведь, став снохой аптекаря, она, в сущности, поднялась еще на одну общественную ступеньку, на известный уровень, как целых восемнадцать лет гласила молва, и ей уже не нравилось, чтобы ее, как дочь Леона, звали просто Алиной. Однако теперь, с уходом Луи, она теряла и общественное положение. Но хватит расстраиваться! Надо воспользоваться отсутствием отца и вернуться к цели этой поездки.

— Мама, — с трудом призналась Алина, — у меня большие неприятности. После развода нам предстоит еще и раздел имущества.

— Что?! — мадам Ребюсто всплеснула руками. — У него не хватило благородства оставить все тебе?

— Он сказал, что с меня хватит и половины, и то это чересчур много, раз я ничего не принесла в приданое и ничего не заработала.

Поток слез. Сила Алины всегда была в умении рыдать по заказу и всех этим обезоруживать. Но чем могли сейчас помочь эти слезы, капавшие в песок?

— Жаль будет расставаться с мебелью, — продолжала Алина, и подбородок у нее затрясся. — А что касается продажи дома, то это уже просто катастрофа. Добрая четверть уйдет на нотариуса, налоги, оплату агента по недвижимому имуществу. Аванс, который придется вернуть банку «Земельный кредит», съест еще одну четверть! И если разделить остаток пополам, то у меня не хватит на покупку даже самой крохотной квартирки. Мы очутимся буквально на улице…

— И ты не решилась попросить помощи у отца? Ждешь, пока я сама это сделаю? — вяло пролепетала мадам Ребюсто.

Алина рукой вытерла слезы. Растерянность матери показывала, сколь она беспомощна. Молча смотрела Алина на реку. Если любая ветка — подмога для утопающего, то ведь нужно, чтобы она еще выдержала тяжесть его тела. Мадам Ребюсто забилась поглубже в кресло.

— Не строй себе иллюзий, — сказала она. — Дом придется продавать. Ведь ты у нас не одна — вас трое. Даже если бы ты была единственной, и то разве отец смог бы сразу выплатить твоему мужу причитающуюся ему долю да еще платить ежегодные взносы в «Земельный кредит»? Ведь ему уже шестьдесят пять. Будь он чиновником, давно бы вышел на пенсию. Но ему никак нельзя бросить работу: домик, в котором мы живем, принадлежит маркизу, и в таком случае мы бы с нашими жалкими сбережениями тоже остались без жилья. Не буду ничего ему говорить. Зачем терзать его, когда сделать он ничего не может.

— Тем хуже для меня! Придется снимать квартиру, — процедила сквозь зубы Алина.

У нее был дом, собственный дом. Ее дом. А вот родителям всегда приходилось жить в хозяйском, сестра Жинетта снимала небольшую трехкомнатную квартиру в Кретее, сестра Анетта оплачивала одну меблированную комнатенку. Алина была превосходно устроена, ей завидовали, в семье считали самой удачливой, но этот Луи, опять же этот Луи, лишил ее всего. Какой негодяй! Кто отбирает то, что дал сам, наносит сильнейший удар — лучше бы он вообще ничего не давал.

— Приди же в себя, идут дети, — сказала мать, прикоснувшись губами с пушком к щеке Алины.

А та и не заметила, как мать поднялась с места. Пришлось ли когда-нибудь ей — ее матери — ощутить силу ненависти? Око за око, дар за дар, отнятое за отнятое. Она, Алина, дала детей своему мужу и до этой минуты колебалась, внимая добрым советам. Но теперь ей ясно, как поступить: я заберу у тебя, подлеца, детей и нанесу тебе такой удар, что ты скажешь: лучше бы она их не рожала.

8 апреля 1966

Хорошо, что этого не видела Наседка и он не услышал ее сострадательного кудахтанья: Итак, мой милый, ты тоже нервничаешь? Вторую половину дня Луи пришлось провести у молоденькой клиентки, с трудом удерживая ее в рамках беседы эстетическо-коммерческого характера, долго обсуждать цвет обоев, окраску стен под цвет дивана, к которому Луи боялся приблизиться, чтобы не оказаться на нем, а потом поспешно удрал, говоря себе, что можно, то должно, и что в другие времена он не ушел бы так — еще одна победа осталась бы за ним; но все же Луи вернулся с заказом в кармане и в шесть часов вечера покинул ателье «Мобиляр», чтоб спокойно отправиться на улицу Сент-Антуан; и там на другой стороне он увидел Одиль, которая целовалась с каким-то парнем лет тридцати. Есть от чего встревожиться!