Читать книгу "Едоки картофеля - Дмитрий Бавильский"

Весна начинается, когда в складках зимы заводится запах моря.

Поэтому кулич никогда не доедают до конца.

Потом весна снимает задубелые корки бинтов, обнажая подмерзшие и незагоревшие десны земли. За зиму земля похудела и даже цвет, яркость цвета, потеряла.

На пасхальных яйцах обязательно должны быть трещинки, чтобы белок белка окрасился в вены свернувшейся жизни. Водой из-под луковой шелухи потом можно промыть голову, и тогда ее напечет еще сильнее.

Поэтому, как только проступает солнце, я стригусь под расческу.

Да, вода – талая, повышенно хлорированная, пахучая, неприятная.

Настоящий пищевой продукт. Полуфабрикат. Для начала ее нужно отстаивать в банке с серебрянной монетой и активированным углем, затем пропускать через фильтр, затем кипятить, затем замораживать, после этого разморозить и только теперь пить.

Прежде чем покрыться первыми листьями, ветки деревьев покрываются гусиной кожей, точно весна проводит по их эрогенке влажным языком хотения.

И мы переходим на пиво.

Ручьи быстро испаряются, и ты вспоминаешь про забытую обувь и вещи.

Твое предательство не проходит для них бесследно.

Количество бомжей и попрошаек увеличивается в геометрической прогрессии.

Потом наступает пустыня майских праздников.

И проступают первые, невидимые пока, морщинки-лучики осени…

После первой волны тепла грядут заморозки: "цветет черемуха к похолоданию…"

А потом наступает цветение сирени и буйство страстей по красоте на халяву: сорвать букет сирени – все равно что урвать кусок улицы, которая никому не принадлежит.

А отопление в квартирах и конторах уже отключили. Просыпается генетически заложенная в советских организмах память о ледниковом периоде и эпохе великого переселения народов. Резко увеличивается количество одеял и потребляемой водки (на нее снова переходишь после оттаявшей жажды пива)…

В таком подмороженном и полусонном состоянии народ встречает очередную годовщину своей победы в Великой Отечественной…

Обилие праздников – еще одна рифма, соединяющая холодное и теплое время года системами лейтмотивов. В этом смысле карта весны, пересекающая сразу несколько климатических поясов – роза смысла, сладостный пуп и средостенье атлантических закономерностей.

Ибо пасхальное возрождение природы – самая точная метафора из всех возможных, наибольшая натурфилософская мудрость из доступных для понимания.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВЕСНЕ ДОРОГУ!

Пришла весна, отворяй ворота, гони печаль, ведь даже пень в апрельский день думает о себе весьма оптимистично…

Она встречалась с Данилой постоянно, каждый день, всю эту медленно истончавшуюся зиму, постепенно накручивая, набирая обороты. Именно чувства, неожиданная, нечаянная открытость, растопили все эти снега и льды, застывавшие хлебной корочкой под отсчитывающими время сосульками. Шок от первого осознания близости двух непохожих, не предназначенных друг для друга людей сходил на нет. Пошлая фраза

"любви все возрасты покорны" ничего не объясняла, особенно на фоне азарта, захватившего их в теплые объятия и потащившего в незнакомую сторону.

Чердачинск сжался до пределов их ежедневного маршрута: каждый вечер

Данила приходил в галерею к концу рабочего дня, но почти никогда не поднимался в экспозиционные помещения, ждал в вестибюле. Там, где в день открытия выставки Ван Гога состоялось их первое свидание. После которого, собственно говоря, все и поехало.

Потом они шли через сквер возле оперного театра, по сочащимся весенней влагой дорожкам, заходили в магазины за продуктами, доходили до площади и спускались в метро. Данила провожал Лидию

Альбертовну до квартиры, но из лифта не выходил, улыбался только, ждал, пока она войдет в квартиру, закроет дверь… Едва скинув обувь,

Лидия Альбертовна бежала к окну в комнате сына, из которого хорошо просматривалась дорога до остановки, и долго смотрела вслед степенно удаляющемуся юноше.

Она стала слушать молодежные радиостанции, интересоваться модой и политическими новостями: Данилу крайне интересовало все, что происходило вокруг, каждый день они вели разговоры о тысяче мелочей.

Лидия Альбертовна и представить даже не могла, сколь многого она не знает. Не подозревает даже.

Это не настораживало и не пугало, напротив, Лидия Альбертовна с истовой готовностью тянулась к новым, необычным подчас знаниям.

Разницы в возрасте, пока они были одни, точно и не существовало.

Данила относился к ней, как к младшей сестре, которую нужно ввести в курс взрослой жизни, наставничал, поучал, самодостаточный и самодовольный.

Когда она призналась однажды Даниле, что любит читать в метро стихи, он немедленно потребовал отчета: какие поэты, какие стихи ей особенно нравятся, долго слушал сбивчивые строки, глядя в сторону, ничего не сказал. Хотя видно было, что хотел, хотел… А на следующий день приволок несколько лохматых от постоянного употребления томиков, подарил ей, так сказать, собственные пристрастия и привязанности.

Перед сном Лидия Альбертовна пропитывалась ими, шептала, как молитву.

Не слушай, о, Изольда, этих голосов,

Не пей настойки из фиалки и любистка,

Любовь испить ты сможешь с каждых роз, с каждого лепестка…

Зачем тебе такой напиток шумный,

Дыханья смерти разве нет в любви?

И не таит ли каждый поцелуй безмолвный частицы бренности…

КАТОК

Теперь, когда первое нетерпение прошло, стало привычным, у них появилась своя история и стало возможным холить общие воспоминания, Лидия Альбертовна часто возвращалась к событиям этой мгновенно промелькнувшей зимы.

Главное объяснение произошло у них на катке, куда Данила сразу же после нового года пригласил Лидию Альбертовну обкатать обновку.

В горсаду она не бывала со времен школьных забав. Раньше подростки называли его "огородом", бегали сюда на каток и на танцы. Теперь горсад отремонтировали и прибрали, принарядили, и порядок этот ощущался, несмотря на несвежее исподнее сугробов и ломаные линии готических деревьев.

Сентиментально падал легкий снежок, из транслятора неслась громкокипящая музыка, уже знакомая ей по передачам радиостанций, народ в спортивных костюмах и вязаных шапочках выглядел особенно празднично и оптимистично: ни дать ни взять заблудившаяся во времени и пространстве демонстрация международной солидарности трудящихся.

И, шествуя важно в спокойствии чинном, многочисленные пары раскатывали заледеневшую плоскость, накручивая круги отчего-то против часовой стрелки.

Вот и Лидия Альбертовна вместе с Данилой впряглись в общий хоровод, со стороны – мать и сын, не правда ли, странное соседство? Сначала они сильно смущались, дергались, но центростремительная логика катания заставляла их исподволь, исподволь тянуться друг к дружке, держаться за руки. Да-да, пришлось поддерживать друг друга, слегка соприкоснувшись рукавами, вязаная шапочка немного сбилась набок, варежки грубой вязки, пропитанные не потом, но теплом, тем не менее пропускали, помогали осязать еще и другое тепло – соприкосновения.