Читать книгу "Человек видимый - Чак Клостерман"

Вы согласны?

Вот что вы должны понять, Вики: для меня вы — Интернет. То, что предоставляет Брюсу Интернет, мне предоставляете вы. Вы — мостик, который я мысленно перебрасываю через пропасть между своей внутренней и внешней жизнями. Судя по тому, что вы мне сказали, вы не верите в правдивость событий моей внешней жизни. Вы считаете, что моя внешняя жизнь на самом деле плод моего воображения, что я создаю иллюзорный мир, чтобы справиться с какими-то проблемами. Должен сказать, мне безразлично то, что вы так думаете. И вы не обязаны верить тому, что я вам рассказываю. Моя самооценка не зависит от того, верите вы мне или нет. Мне было и всегда будет безразлично ваше мнение обо мне. Но в данный момент мне крайне необходимы эти беседы. Мне нужно, чтобы вы присутствовали в моей жизни, потому что вы играете роль независимого судьи, оценщика. Я хочу загрузить эти события моей жизни, эти образы в вас, в постороннего человека. И если для этого мне необходимо встретиться с вами лично… что ж, я согласен. Я приду к вам в офис, потому что мне необходимо выговориться, а я не хочу начинать все заново с кем-то другим.

Дайте мне адрес вашего офиса.

Окончание телефонного сеанса № 3

Примечание. В целом я оцениваю сегодняшний разговор с Игреком как своего рода успех. На следующей неделе он придет ко мне в офис, во всяком случае обещает. Это было моей целью, и я ее достигла. Но я не чувствую себя победительницей. Моя уверенность в себе поколеблена. Я не признаюсь в этом даже самой себе, но это так. Меня смущает прорывающаяся агрессивность Игрека. Не описывал ли Игрек самого себя, рассказывая о Брюсе? Это мое инстинктивное ощущение, но я могу ошибаться. Не выдумал ли он всю эту историю? Подробности рассказа то слишком конкретны, то бессмысленно обобщены. Может, я напрасно обвинила его во лжи? Мне казалось, что лучше честно сказать ему об этом, но, возможно, теперь он перестал мне доверять. В общем, мне все труднее управлять этим процессом. Либо Игрек полностью выдумал свою историю, либо искренне верит в подлинность выдумки — необходимо не упускать из виду оба этих варианта. Он любит и умеет говорить, но его красноречие не должно меня подавлять. Может, стоит признаться, что я уже побаиваюсь этого пациента? Каждую неделю я с прежним интересом жду разговора с Игреком, но чего-то боюсь. Видимо, не такой уж я хороший психоаналитик. Догадывается ли об этом Игрек? Боюсь, что да. Нужно было выбрать другую специальность. В своей области я не очень многого добилась.[24]

Часть вторая

Вторичное знакомство

Мое личное знакомство с Игреком произошло самым банальным образом. В дверь моего кабинета постучали, я пригласила войти. Дверь распахнулась, и вошел человек. Я поняла, кто это, еще до того, как он назвал себя.

Ничего сверхъестественного в нем не было, кроме немного необычного внешнего вида.

Прежде всего бросались в глаза его бледность и страшная худоба — при росте шесть футов пять-шесть дюймов он весил не более 175 фунтов.[25]Наголо обритая голова с большими оттопыренными ушами походила на череп, насаженный на палку: высокий лоб переходил в лысину, за которой еле видно обозначалась линия роста волос. Большой нос, выпирающее адамово яблоко, пожелтевшие, какие-то изъеденные зубы. «Господи, вылитый Икабод Крейн![26]— подумала я. — Точнее, актер, который играл роль Икабода Крейна». На необыкновенно длинных руках под тонкой сухой кожей проступали выпуклые вены. На нем были просторная черная майка, штаны цвета хаки и белые теннисные туфли. Стояла изнурительная майская жара, но он ни капельки не вспотел. Я помню это, потому что спросила, где он поставил свою машину (в то время у меня с соседним офисом шли споры о стоянке, и я все время боялась, как бы в них не втянули моих пациентов). Он сказал, что пришел пешком. Я не могла представить, как человек в черной майке мог пройти какое-то расстояние по такой адской техасской жаре и не вспотеть, но Игрек на нее не реагировал. Когда он пожал мне руку, его ладонь оказалась сухой и холодной, как кирпич из погреба.

Я включила магнитофон.

Принимая пациентов в офисе, я никогда не сажусь за стол — он создает нежелательный барьер между психоаналитиком и клиентом. Обычно я сижу в белом пластиковом кресле с подлокотниками. А пациентам предлагаю воспользоваться таким же креслом, только черным, или кушеткой. Но на кушетку редко кто ложится, особенно во время первого сеанса (слишком беззащитное положение). Игрек посмотрел на оба места для сидения и попросил разрешения занять мое кресло. Я сказала: «Нет, здесь это не проходит». Не знаю, почему я выразилась именно так. Игрек спросил: «Какое имеет значение, где я сяду? Почему я не могу сесть в белое кресло?»

— Если это не имеет значения, — ответила я, — то почему бы вам не воспользоваться черным, как это делают все мои посетители?

— Потому что у меня есть свои предпочтения, — заявил Игрек. — Я предпочитаю белые предметы. Так почему бы вам не позволить мне сесть в белое кресло?

— Но, может, у меня тоже есть свои предпочтения, — возразила я.

— В самом деле?

— Да. Мне больше нравится белое кресло. Оно и есть мое предпочтение.

— Что ж, тогда, конечно, возьмите его себе, — сказал Игрек. — Я не стану нарушать ваше предпочтение.

Мы уселись, улыбнулись друг другу, затем он принял серьезный вид.

— Ну вот и я, — сказал он. — Вы хотели меня видеть, теперь увидели. Это ваш офис, и я пришел к вам. Я в вашем офисе.

— Да, — сказала я. — Спасибо за то, что пришли. Очень приятно вас видеть.

— Да, да! Конечно. Конечно, приятно. Давайте поговорим о приятном. У вас прекрасный офис — комнатные растения, палас, практически бесшумный кондиционер. Современный офис, оформленный в классическом стиле, или, наоборот, классический в современном стиле. Ну-с, теперь мы уже можем приступить к работе? Или еще полагается поговорить о том, сколько вы платите за его аренду?

— Разумеется, можем приступить, — сказала я. — Мне нравится ваш юмор. Пока что я удовлетворена нашей работой, я вижу… э… так сказать, некоторый прогресс в наших отношениях. Но позвольте мне сначала кое о чем спросить вас. Вы сказали, что вам нравятся белые предметы. Это интересно.

— Ничего интересного.

— Ну а если я нахожу это интересным?

— А если я не считаю это интересным? Послушайте, Вики, это не имеет никакого значения. Мое пристрастие к белому цвету ничего обо мне не говорит. Простите, но ничем подобным мы заниматься не будем, и вам нужно с этим смириться. Я, как и вы, понимаю суть занятий с психоаналитиком. Мне не нужно постепенно осознавать свои странные причуды, а вам незачем понимать, почему мне нравится именно белый цвет. Давайте рассмотрим ваше обвинение и начнем с главного. Вы думаете, что все, что я вам рассказываю, — это вымысел, мои фантазии. Ваш внутренний голос подсказывает, что я говорю правду, но разум уверяет, что внутренний голос сошел с ума. Я размышлял над этим всю неделю и понял, что во время нашего последнего разговора я оговорился. Помните, я сказал, что мне все равно, верите ли вы мне. Это не так, я неправильно выразился. Я хотел сказать, что мне все равно, считаете вы меня порядочным или недостойным человеком. Но мне важно, чтобы вы верили тому, что я вам рассказываю. Если вы не верите, что я действительно совершал эти поступки, то наш разговор ничего не даст. Все мои истории вы будете воспринимать как плод моей фантазии и не поймете самую суть. Например, я скажу: «Однажды я наблюдал историю с субъектом Икс», а вы подумаете: «Что заставляет его рассказывать мне эту полностью вымышленную историю? Какой в ней смысл?» Нет, все будет по-другому. Я рассказывал и буду рассказывать только о том, что действительно имело место. И вы должны верить мне, понимаете?