Читать книгу "Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Андрей Воронин"

Он вернулся за стол, оставив слегка оторопевшего Женьку стоять посреди комнаты с конвертом в руках, взял вилку, но тут же с лязгом швырнул ее обратно.

– Ты пойми, Иваныч, – развернувшись к Женьке всем корпусом, почти просительно сказал он, – это по-настоящему важно. И ты, ежели что, действуй по обстановке. Не как сопливый пацан действуй, не как сын бездомной уборщицы – извини, конечно, но из песни слова не выкинешь, – а как взрослый, серьезный мужик.

– Гм, – сказал Женька.

– Только так, и не иначе, – серьезно сказал Шмяк. – И без никаких «гм». Понимаю, это нелегко. Но вот я тебя сейчас подучу. Просто представь, что ты – это не ты, а герой какой-нибудь книжки с приключениями. Или, скажем, одной из статей твоего Спасателя. И действуй соответственно. Как будто это не ты, а он. А ты сидишь дома на мягком диване, читаешь про него и восхищаешься: вот это парень! Вот жжет!

«Совсем свихнулся», – подумал Женька.

– Вам бы выспаться, – сказал он вслух, – отдохнуть…

– Да, пожалуй, не помешает, – неожиданно легко согласился Шмяк. – Ты иди, Иваныч. Я поем и лягу. А поднос в коридор выставлю, потом заберешь. Лады? Только без обид!

– Какие могут быть обиды? – пожал плечами Женька. – Приятного аппетита. И спокойной ночи.

Он направился к двери, но его остановил неожиданно резкий окрик Шмяка:

– Стоять, боец!

Женька замер на полушаге и осторожно обернулся.

– Конверт спрячь, – нормальным голосом сказал Шмяк.

Женька затолкал конверт за пазуху и вышел, чувствуя, как он покалывает кожу твердыми уголками. Очутившись в пустом, ярко освещенном коридоре, он услышал, как за спиной дважды клацнул запираемый дверной замок. Покосившись на укрепленную под потолком видеокамеру, Женька Соколкин одернул свитер и заторопился к лестнице: за всеми своими делами он до сих пор не сделал алгебру, а завтра ожидалась контрольная.

6

В большой, чтобы не сказать огромной, гостиной жарко горел камин. Пляшущие в его закопченной пасти языки пламени, как в зеркале, отражались в натертом до блеска паркете. За стеклянной стеной дремал под толстым снеговым одеялом идеально ухоженный вишневый сад, и, глянув в ту сторону, Андрей подумал, что в пору цветения вид из окна, должно быть, открывается просто потрясающий. Мягкая мебель с белоснежной обивкой манила в свои объятия, суля райскую усладу тощему журналистскому седалищу, в углу солидно и неторопливо тикали старинные напольные часы в резном футляре красного дерева, и размеренно качающийся за толстым граненым стеклом, надраенный до солнечного блеска бронзовый маятник коротко посверкивал, отражая огонь камина. Все здесь дышало покоем и устоявшимся, привычным, незыблемым достатком, наводя на мысль, что если свободного журналиста Липского и собираются мордовать, то происходить это будет не здесь и не сейчас. Кому, в самом деле, охота оттирать кровавые сопли с белых кресел и мозаичного паркета из ценных пород дерева?

На низком стеклянном столике красовался натюрморт, состоявший из хрустального графина с жидкостью, цветом напоминающей слабо заваренный чай, но явно таковым не являвшейся, двух хрустальных же стаканов, открытой коробки с тонкими сигарами, настольной зажигалки в виде Эйфелевой башни и бронзовой пепельницы. Перед уходом русоволосый супостат с газовым баллончиком в кармане и чужим ноутбуком под мышкой предложил угощаться и вообще чувствовать себя как дома, но Андрей не спешил: сначала надо было хоть немного успокоиться, собраться с мыслями и разобраться в обстановке. Уж если наносить массированный удар по легким и печени, так надо хотя бы получить от этого удовольствие, а в своем теперешнем состоянии Андрей вряд ли мог ощутить и по достоинству оценить вкус предложенной элитной выпивки и табака.

По комнате, заставив Андрея вздрогнуть, прокатился густой, басовитый медный удар.

– А, чтоб тебя! – покосившись на часы, пробормотал Липский.

Витые черные стрелки на бронзовом циферблате показывали половину пятого. Снаружи начинало смеркаться. Подойдя к камину, Андрей достал сигареты и выкурил одну, задумчиво глядя в огонь. Часы продолжали неторопливо тикать, отсчитывая бесцельно уходящие в небытие мгновения его жизни. Липский выбросил в камин коротенький окурок, подошел к стоящему посреди комнаты белому концертному роялю, поднял крышку и, тыкая указательным пальцем в клавиши, с запинкой проиграл куплет «Чижика-пыжика». Рояль оказался основательно расстроенным, что немного сгладило кощунственность его поступка. Присев, он попытался наиграть «Амурские волны», сбился, начал с первого такта и снова сбился на том же самом месте.

– Ля-минор, – негромко произнес у него за спиной незнакомый мужской голос. – Ля, а не ре.

Обернувшись, Андрей торопливо встал и без стука опустил крышку рояля. С учетом обстоятельств его появления здесь вставать, пожалуй, не стоило, тем более торопливо, но он просто не успел об этом подумать – воспитание взяло свое, и, увидев в нескольких шагах от себя незнакомого пожилого человека, почти наверняка хозяина всего наблюдаемого вокруг великолепия, он вскочил чисто машинально.

– Присаживайтесь, Андрей Юрьевич, – сказал хозяин, указав сухой белой ладонью на одно из кресел рядом со стеклянным столиком. – Я вижу, вы проигнорировали мое угощение. Напрасно! Виски первосортный, сигары кубинские, тоже высшего качества. Прошу вас, не стесняйтесь!

Лет ему было, наверное, за шестьдесят. Несмотря на возраст, плечи его сохранили прямизну и широкий разворот, да и вообще, держался он так, словно только что вернулся из спортивного зала или, скорее, с военного парада. Он был седой, сухопарый и подтянутый, при ходьбе чуть заметно прихрамывал на правую ногу и опирался на тяжелую черную трость с отлитой в виде прыгающего тигра серебряной рукояткой. Наряд на нем был домашний – просторные, не стесняющие движений брюки, мягкие кожаные мокасины и белый, в тон мебели и роялю, вязаный пуловер, из-под которого виднелся расстегнутый ворот рубашки. Обручальное кольцо поблескивало на безымянном пальце левой руки, из чего следовало, что перед Андреем либо разведенный, либо вдовец. С учетом его возраста второй вариант представлялся куда более вероятным, и то, что он продолжал носить кольцо, косвенно говорило в его пользу. Впрочем, напомнил себе Андрей, Гитлер, как и многие известные истории негодяи, по слухам, тоже был сентиментален.

– Я не стесняюсь, – усаживаясь, сказал Липский. – Просто не хочу. Вернее, предпочитаю воздержаться.

– В доме врага ни глотка, ни крошки? – Хозяин усмехнулся одними уголками губ и тоже уселся, прислонив трость к подлокотнику кресла. – Бросьте, Андрей Юрьевич! Горделивая поза графа Монте-Кристо вам не идет. Вы не Эдмон Дантес, я – не барон Данглар…

– Правда? – с деланым облегчением произнес Липский.

– Правда-правда, – заверил хозяин, неторопливо разливая по стаканам виски. Руки у него ни капельки не дрожали, чего Андрей, к сожалению, не мог сказать о своих. – Позвольте представиться. Моя фамилия Стрельников, Виктор Павлович Стрельников.