Читать книгу "Любовь как спасение - Ольга Лобанова"

По природе своей человек здравомыслящий и не склонный к излишней рефлексии, Александра умела радоваться каждому наступающему дню и не придавать значения мелким неудачам. Однако назвать то, что творилось в ее семье, мелочью уже не получалось. Ее отношения с мужем все больше походили на отношения с человеком, которому она сдала комнату в собственной квартире и живет на деньги от аренды: теперь и интимные отношения — то немногое, что напоминало о браке, — по инициативе Толика свелись к нулю. Объяснял это чисто мужским нездоровьем, от которого он активно лечится у дорогого частного врача, дело-то деликатное, лучше чтобы поменьше глаз и ушей.

Странные ощущения при этом испытывала Александра. Иногда она чувствовала себя вдовой при живом муже, а то просто вещью, о которой хозяин вспоминает, только возвращаясь домой, и которой не всегда рад, потому что мешает. Она мучительно искала выход из тупика, в который загнала ее жизнь, и не находила. Собственно, выход был один — развод, но как на него решиться? Как все разрушить, ведь столько лет вместе, дочка взрослая? К тому же нездоровье Толика… Для нее, несмотря на все обиды и сомнения, безотказно действовала усвоенная с детства истина — нельзя оставлять человека в беде. Она ждала и верила, что жизнь сама подскажет выход, иначе не может быть. И она не ошиблась.

В тот вечер Толик вернулся после очередной встречи с партнерами в загородном доме в таком виде, что Александра, глотая слезы и бормоча известные женщинам всего мира слова «Я так больше не могу», вынуждена была взяться за чистку его костюма. Бумажки, шуршащие во внутреннем кармане пиджака, не то чтобы ей очень мешали, но и оставить равнодушной не могли. Не родилась еще женщина, которая в такой ситуации не поинтересовалась бы их содержанием! Один из рассекреченных документов представлял собой договор об аренде однокомнатной квартиры, причем заключен он был около года назад — как раз когда Толика сразил мужской недуг. Два других — чеки на покупку золотых украшений, цепочки и колечка. Не из самых дорогих, но разве дело в цене?

Выстроить последовательность событий не составило бы труда и для менее подготовленного человека, а уж для Александры, прочитавшей не один десяток детективных романов, и вовсе было делом пустячным. Неожиданно для себя она отнеслась к своим разоблачениям почти как к удаче, конечно, если забыть об оскорбленном самолюбии, которое всегда сопровождает такого рода открытия. Именно оскорбленном самолюбии, ни ревности, ни желания побороться за мужа не было вовсе — и это ее порадовало особенно. Она наконец-то получила прекрасную, почти сказочную возможность начать новую жизнь, не испытывая при этом угрызений совести от мысли, что оставила больного мужа. Он был здоров, врал и мучил ее уже несколько лет, и за это ему предстояло ответить. Александра никому не хотела зла, тем более отцу своей дочери, но и перспектива остаться у разбитого корыта — без работы, по сути, без профессии, с дочерью первокурсницей, да еще после всех перенесенных унижений — совсем ее не привлекала. Обидчик должен быть наказан по справедливости — чувство вины, усугубленное вещественными доказательствами, обеспечит ей и дочери безбедную жизнь хотя бы на ближайшее время. А там видно будет, кривая выведет. Принятое решение, как известно, — лучшее средство от бытовых неврозов. Александра выложила улики на самое видное место и, успокоенная, легла спать.

Пробуждение и первая реакция Толика на вещдоки вызвали у Александры смех сквозь слезы: похмельный синдром еще никого не делал сообразительнее. Тупо уставившись на разложенные на столе документы, Толик жалобно запричитал:

— Сашуль, пойми, это минимальные расходы, самые минимальные. Она дура непроходимая, белая такая, крашеная, из мухосранска какого-то. Но сиськи большие, губастенькая, ноги длинные. Восемнадцать лет всего…

— Хорошо, что совершеннолетняя, — за растление малолетних не посадят, — Александра была холодна, как лед.

— Нет, Сашуль, ты поверь, у нас иначе нельзя. Не поймут меня иначе партнеры, понимаешь?

— Значит, на нас двоих силенок не хватило, от меня болезнью отговорился?

— Сашуль, мне уже сорок, и такие нагрузки… Если эта коза скажет кому, что я слабак, мне же конец, засмеют. И расходы на нее минимальные, я же для семьи стараюсь, ты пойми…

Понимать, собственно, было нечего. Она смотрела и не узнавала своего еще недавно красивого, умного и щедрого мужа. А еще говорят: ничто так не украшает мужчину, как деньги. Врет народная молва, как обычно.

Окончательный разговор было решено перенести на вечер, когда Толик за время напряженного трудового дня начнет лучше соображать. Однако решению этому не суждено было осуществиться. Александра ждала его до полуночи, а потом, злая и готовая обобрать мужа до нитки, легла спать. И тут же зазвонил телефон. Звонили из больницы, дежурный врач сообщил, что ее муж находится в реанимационном отделении. Два часа назад он въехал в столб на обочине шоссе, получил сотрясение мозга, сломана переносица и рука. Скорее всего, он легко отделался, потому что машина всмятку.

— Он был пьян? — спросила Александра, хотя в положительном ответе практически не сомневалась.

— Да, степень алкогольного опьянения очень высока. Следователь придет к нему завтра, а в смысле здоровья он выкарабкается, не волнуйтесь, — успокоил врач.

— А я и не волнуюсь. Бог бережет дураков и пьяных, вот только зачем — не понимаю. Извините меня, спасибо, — изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, сказала Александра и повесила трубку.

Ночь ей показалась бесконечно долгой. Ни вспоминать, ни перебирать прошлые счастливые годы, чтобы хоть как-то примириться с происходящим, ей не хотелось. Не хотелось думать, строить планы, искать решения — не хотелось ничего, а сна не было. И тут Александру охватил страх, почти животный, леденящий душу, парализующий мысль. Она поняла, что одна, совсем одна, ей не на кого опереться, некому поддержать и помочь. Бабушка и дед несколько лет назад умерли, один за другим. Недавно умер и отчим, сильный, надежный, лучше родного отца — ее опора во многих жизненных катаклизмах. Мама не в счет, ее саму бы кто поддержал после смерти мужа. Дочка молода еще для таких дел. Подруги? У них своя жизнь, свои проблемы, да и не в Сашиных правилах подругам жаловаться… Она одна — и, о Господи, как страшно! — падает в пропасть. Александра вдруг вспомнила, что давным-давно, в самом раннем детстве, она испытала нечто похожее — то же ощущение пропасти под ногами. И никого рядом.

…Тогда они жили в районе Чистых прудов, в большой коммунальной квартире. Сашеньке было лет пять, когда она поняла, что любит Гришу Кучера — щупленького, вечно голодного и вечно сопливого мальчика из многодетной еврейской семьи, жившей на первом этаже в их подъезде. Сашенькина бабушка очень жалела маленьких кучерят и всегда подкармливала их то котлетами, то пряниками. Вместе с бабушкой жалела соседских ребятишек и Саша, особенно почему-то Гришу. Жалела так сильно, что даже любила. Однажды во дворе она увидела, как большой мальчишка из соседнего подъезда (как его звали, Александра, сколько ни силилась, вспомнить не могла) крепко побил хлипкого Гришу. Деятельная натура Сашеньки не позволила ей остаться в стороне: она нашла ржавую железяку, вскарабкалась на дерево — до первой толстой ветки, чтобы достать до обидчика, и когда тот оказался рядом с ее засадой, со всей силы ударила его по голове. Спасло парню жизнь только то, что сил у юной мстительницы оказалось маловато. Удар пришелся на лоб, парень потерял сознание, а потом полтора месяца провел в больнице. Сашенька испугалась ужасно, хотя втайне и гордилась собой — отомстила за слабого Гришу. Сама о случившемся никому не рассказывала, но все ждала, что придут родители того парня, расскажут обо всем бабушке, и уж та всыплет ей как следует. Но никто к бабушке не приходил, жизнь во дворе текла как обычно, и вскоре Сашенька обо всем забыла. Но ей напомнили дворовые мальчишки, регулярно навещавшие друга. Однажды они принесли из больницы страшную для Сашеньки весть: парень обещал, когда поправится, убить ее. Поначалу Саша даже не испугалась — как это, убить? Разве убивают маленьких девочек? Ей было пять лет, и поверить в смерть она не могла.