Читать книгу "Ведьмак - Виталий Гладкий"

– Да, туда, спасибо, – ответил он вежливо, и широким размашистым шагом направился в ту сторону, где были остатки мостков, по которым можно было перебраться на другой берег ручья.

Я облегченно вздохнул – теперь этот странный (чтобы не сказать больше) черноризец не будет сверлить взглядом мой затылок. А уж про то, чтобы он не сделал крюк и снова не зашел мне в тыл, я позабочусь – следы в лесу я научился читать не хуже Зосимы, моего наставника и учителя в охотничьих премудростях.

Но он так и не свернул с тропы, шел прямо, как по маршрутной карте. Значит, я не ошибся – этот черный братэла топает в гости к кому-то из деревенских. Уж не к Зосиме ли?

Нет-нет, это невозможно! Зосима здорово разбирался в людях. А этот угрюмый тип и вовсе не мог вызвать доверия у старого хитреца. Не тот склад характера, не те повадки. Уж я-то хорошо знаю Зосиму.

Я шел, по ходу пьесы читая следы черноризца, тащил свою неподъемную поклажу, мысленно проклиная собственную жадность, – на кой ляд было скупать полмагазина!? – а перед глазами стоял посох этого странного типа, вернее, его навершие.

Оно было очень мастерски вырезано в виде головы какого-то демона, оскалившего клыки. Они оказались настоящими, кажется, волчьими; с близкого расстояния это определить несложно. А вместо глаз неведомой твари были вставлены небольшие бриллианты.

На почти черном фоне обожженного на костре посоха глаза демона сверкали как живые. Бр-р!…

Все-таки нервы лечить надо! С этим твердым убеждением я и вступил на старую, но вполне приятную для передвижения дорогу, которая вела прямиком к деревне.

Глава 6

Теперь я понимаю, что ощутил бедный Робинзон Крузо, возвратившийся домой после семнадцати (кажется, так) лет пребывания на необитаемом острове. При виде своей избы, которую я не посещал более двух дет, у меня неожиданно подкосились ноги, и мне захотелось немедленно упасть и поцеловать землю у порога.

Я вернулся! Наконец-то! Дошел…

Но я не стал лобызать нашу кормилицу, она и так всех нас беззаветно любит и готова приютить в любое время любого негодяя, как бы ни были страшны его преступления перед человечеством и перед ней самой.

Я лишь сел на верхнюю ступеньку веранды и закурил. Это был благословенный момент. Солнце уже опустилось к верхушкам деревьев и налилось приятным розовым цветом, ветер утих, а утиный выводок посреди озера казался вышитым живыми нитками на удивительно гладком серебряном холсте.

Красота…

Покой…

Мечта, кто понимает.

До чего же хорошо! Из души куда-то улетучилась городская муть, легкие очистились и стали как новые меха, а предстоящий развод с Каролиной уже казался всего лишь мелким недоразумением, следом дождинки на стекле, который можно запросто стереть чистой фланелькой.

Я просидел так битый час; а может, и дольше. Это уже было не суть важно. Теперь время для меня просто не существовало.

Деревенские на часы редко смотрят. Ну разве что те, у кого есть какое-нибудь хозяйство или телевизор – чтобы не пропустить очередной сеанс брехни и бредней из столицы-матушки.

А у меня, слава Богу, ни кола, ни двора. Только крыша над головой, да воробьи свили гнезда на чердаке. Но за ними уход не нужен. Так же, как и за рыбой в озере. МОЕМ озере.

(С некоторых пор я начал считать его своей собственностью; ну должно же быть у русского человека хоть что-то личное, а не просто приватизационный чек, клочок бумажки, которая годится разве что для сортира!?)

Свечерело. Солнце уже спряталось за дальние леса, разогнав по небу позолоченные тучки, подул легкий ветерок, где-то недалеко ухнул филин…

Что-то рановато он сегодня вылетел на ночную охоту, подумал я, прислушиваясь. Рановато. Наверное, сильно проголодался и, скорее всего, это представитель молодого поколения, из нового выводка.

Молодежь всегда старается урвать себе кусочек побыстрее да пожирнее, а при удачном раскладе – что называется, в кайф – утащить его из-под носа убеленного сединами патриарха. Мол, учись, дед, пока ты еще живой.

Все верно, на то и молодость дана, чтобы козырять своей не мерянной силой и энергией…

Я невольно вздохнул. Ходьба по лесному бездорожью с грузом на плечах измотала меня сильнее, чем я ожидал. Что поделаешь, сказывалось городское безделье и мой, скажем так, не вполне здоровый образ жизни.

Раньше с таким рюкзачком я мог пробежать без особого напряга двадцать километров, преодолевая водные преграды и на ходу бесшумно снимая посты и секреты противника.

То было раньше… Где мои?…

Стоп! Арсеньев, осади назад. Хватит ныть и причитать. Каждый возраст по-своему хорош. До тебя вот, дурака, наконец дошло, что женитьба не такое уж и благо в жизни мужчины, чтобы там ни говорили всякие ученые умники…

Додумать свою, на данный момент самую животрепещущую, тему я не успел. Совсем рядом раздалось до боли знакомое и где-то даже родное покашливание, и передо мной нарисовался Зосима.

– Дык, это, с прибытием, значится…

– Зосима…

Я мигом подхватился на ноги, и мы крепко обнялись. Это вышло совершенно спонтанно; раньше между нами таких телячьих нежностей не наблюдалось.

– Не задави… медведь… – закряхтел Зосима и я наконец выпустил его из своих объятий.

В этот момент я почувствовал, что мне на глаза наворачиваются слезы. Вот те раз! Арсеньев, ты оказывается не просто сукин сын (по терминологии Каролины), а еще и сентиментальный сукин сын.

До чего довела меня семейная жизнь… Ужас!

– Ты, это, помоги, – сказал Зосима, передавая мне из рук в руки объемистую клеенчатую сумку, изготовленную еще в советские времена местной промышленностью (наверное, специально для деревенских жителей, которые раз в неделю ездили в город отовариваться продуктами). – Чижело… Тока осторожно! Не переверни. Тама кастрюля.

– Никак ужин мне принес? – догадался я сразу. – Спасибо. Когда же ты успел?

– Кхе, кхе… – рассмеялся Зосима. – А чего там успевать? Мотрю, ты мимо окон топаешь, а глухарь, которого я намедни уполевал, уже поперчен, посолен, осталось в печь засунуть. А печь у меня завсегда живая, дышит. Ну, ты знаешь…

– Знаю, знаю… Что ж, тогда пойдем в мои апартаменты. Устроим вечер воспоминаний. Честно говоря, я здорово соскучился… за этим всем… – Я широким жестом обвел озеро и леса, прихватив и добрый кусок закатного неба. – Как тут?

– Все в полном ажуре, – понял мой вопрос по-своему Зосима. – Не сумлевайся. Хоромы твои как новенькие. Забор я починил, калитку навесил, стены укрепил, а Дарья полы подметала и мыла.

– Спасибо, дорогие мои. За мной не заржавеет.

– Дык, это, перестань! – замахал руками Зосима. – Мы же свои.