Читать книгу "Письма на воде - Арина Холина"

– Сплетничаете?

– Естественно.

– А какого черта она ко мне привязалась? Что за свитер? Что за джинсы?! – передразнил он.

– Никит, ты не мог нормально одеться?

– Я нормально оделся!

Разговаривать с ним не имело смысла. Он уперся.

– Никит, ты ведешь себя как ребенок, на которого мамаша шапку надевает, а он эту шапку срывает – и хрясь об пол! Вот я какой взрослый! Не надену ничего!

Мы разругались.

Сергей пригласил Сашу в театр на Хаматову. Не то чтобы Саша театр не любила. Просто ей хотелось побольше Сергея и поменьше театра. Она предлагала уехать после первого акта. Сергей был оскорблен. Тогда в антракте Саша надралась в буфете коньяком. Весь второй акт она мучительно хотела в туалет, но стеснялась потревожить Сергея, который смотрел спектакль, обомлев.

– Ты не против, если я приглашу тебя поужинать? – Сергей был сама любезность.

«Пригласи меня в постель!» – думала Саша. Ей очень хотелось к нему прикоснуться. Погладить его плечо. Положить ладони на шею. Провести рукой по спине.

– Он надо мной издевается! – заламывала она руки. – Сколько можно?!

– Если тебе нужен быстрый секс и куча хамства – обращайся к Никите! – прикрикнула на нее Настя.

Она уже разочаровалась в Мише и вела себя так, словно Саша продала ей низкорослую дворнягу, выдав ее за чистокровного ротвейлера.

– Она права, – согласилась я. – Ты дуришь. Вряд ли ты встретишь мужика, в ком будет немного Никиты, немного Сергея и еще чуть-чуть Микки Рурка. Надо быть реалисткой.

Саша рассмеялась: это и правда было смешно – получить от меня такой совет.

Она официально рассталась с Никитой. Никакого быстрого секса. Никаких туров в Бескудниково.

И соблазнила Сергея.

– Поехали к тебе, – предложила она после ужина и кино.

Они ходили в «Иллюзион» смотреть «Все о Еве».

Ей нравилась его квартира. Он нанимал дизайнера. Набросков Пикассо, конечно, не наблюдалось, но стены украшали работы хороших русских реалистов.

Там Саша согрелась. Это был не тот секс, что ударяет в голову, как тяжелый наркотик. Это была нежность, почти любовь – тот вид физической близости, который превращается в чувства. Это были неспешность и внимание друг к другу.

Саше нравились его губы, его прикосновения, его теплые руки, твердые ладони. Она чувствовала себя любимой, хрупкой, женственной. Любовницей, а не сексуальным партнером. Она ощущала его восхищение – и большего ей не требовалось.

Возможно, это атавизм. Возможно, девушки будущего не поймут, о чем речь. Но женщине, рожденной в двадцатом веке, необходимо видеть в глазах мужчины благодарность.

Саша не знала, влюбился ли он в нее, или же просто он такой милый, старомодный мужчина, который благодарен ей за то, что она его выбрала.

При этом он умудрился не потерять достоинства и не утратить мужественности.

– Есть подозрение, что он зануда, – добавила она, рассказав мне о первых впечатлениях.

– Ну ты хороша! – Я всплеснула руками. – Только что это был лучший в мире секс, а теперь он зануда!

– Зануда! – настаивала Саша. – Секс хороший, но мне с ним скучно. Похоже, у него нет чувства юмора.

А Никита тем временем завел себе Наташу.

Очень худенькая, маленькая, с неожиданно полной грудью – эта красавица была платиновой блондинкой с прической «боб». Наташа держалась надменно, много молчала.

Никита пригласил ее на какой-то модный фильм, и она настаивала, чтобы они поехали в кинотеатр, где есть места для поцелуев. Как выяснилось, на такие деньги можно нанять пару шлюх, которые не ограничились бы невинными поцелуями. Никита взбунтовался, Наташа развернулась и ушла.

Никита, конечно, обиделся, но Наташа была тверда – она отвечала на каждый его десятый звонок и сообщала, что очень занята.

Никиту выручили розы, шоколад ручной работы и сережки от Сваровски.

Но все пришлось начинать сначала. Никаких поцелуев.

Мне было обидно за Сашу.

Никита не надевал на свидания с Наташей старый свитер и потрепанные джинсы. Он надевал то, что они купили вместе с Сашей. При мне Никита устроил истерику из-за того, что ботинки не идут к куртке.

Сашу не надо было добиваться. Она была открыта для него круглосуточно, как городской парк. А Наташа требовала плату за вход – и за эту плату его еще и унижали на пороге, ясно давая понять, что не очень-то он и важная персона, чтобы перед ним расшаркиваться.

Наташа превратила их отношения в коммерческое предприятие: почему-то ей казалось при этом, что именно она – настоящая женщина.

А нам это представлялось отсутствием достоинства – относиться к себе как товару.

У меня, насмотревшейся на этот аттракцион, даже промелькнула мысль о выгоде быть настоящей сукой.

Мысль эту я подавила, ведь все зависит от того, чего ты хочешь в жизни.

Жизнь Наташи, например, очень скоро изменилась. Умер отец – влиятельный мужчина, на котором в их семье все держалось. Ее мать, оплакав мужа, сделала себе несколько пластических операций и уехала в Монако, заявив, что вдоволь намучилась и теперь хочет пожить для себя.

Наташа, которой было всего девятнадцать, растеряла былую уверенность в себе. Ей было трудно, и мы взяли ее в свою банду.

Дело приняло странный оборот – на глазах у любовника Насти, которого та очень ценила, Наташа с Настей целовались, позабыв обо всем, после чего у них начался странный роман втроем, в ходе которого Наташа забеременела.

Но все это случилось позже.

А пока Никита возил Наташу по ресторанам и, конечно, смело платил по счетам. Он даже купил новую машину.

Он ухаживал!

Мы старались, чтобы Саша поменьше об этом знала, но она знала.

Мы утешали ее тем, что у Никиты пошлый вкус. Если бы ему предложили Карлу Бруни или Памелу Андерсон, он бы выбрал последнюю. Вне всяких сомнений.

Это было глупо.

– Все бы выбрали, – уверяла Саша.

– Кроме Мика Джаггера, – напоминала Настя. – Он ведь был любовником Бруни.

– И кроме Эрика Клептона, – встревала я. – Ну не понимает человек хорошего отношения! К тому же у тебя есть Сергей.

Сергей вел себя так, словно Саша была венцом творения.

– Я не истеричка, – говорила Саша. – Но вы понимаете, действительно ему чего-то не хватает. Нет остроты. Он такой милый, такой хороший… У нас такие гладкие отношения, что мне как-то не по себе, и шуток он не понимает, честное слово. Он тут как-то засмеялся, а я испугалась – раньше не слышала его смеха. Жуть.