Читать книгу "Дорогой Джим - Кристиан Мерк"

И тогда вдруг я услышала отдаленный рев мотоцикла.

Он прорвался сквозь царивший в комнате шум, с легкостью перекрыв его… он явно приближался, с каждой минутой становясь все громче, заглушая пронзительные вопли моих учеников… Наконец они тоже услышали это, потому что крики стали понемногу стихать. Я узнала его мгновенно. Это был натужный рев двигателя старого мотоцикла, имевшего обыкновение выходить из строя по меньшей мере раз в день и давно уже прозрачно намекавшего, что пора бы уделить ему хоть немного внимания. Я выглянула из окна, но не увидела ничего — только мой обшарпанный старичок «рэли», притулившись возле еще более обшарпанного «форда-фиесты», словно ослик, терпеливо дожидался меня на школьной стоянке. Из окна дорогу не было видно, но я изо всех сил вывернула шею, надеясь хотя бы краешком глаза углядеть пролетающий мимо красный мотоцикл.

А потом вдруг рев двигателя, смешавшись с барабанным грохотом дождя по крыше, замер вдали, и в классе вновь стало тихо.

Один из мальчиков, Лайам, настолько тщедушный, что я могла бы с легкостью сложить его вдвое и сунуть в школьный портфель, улыбнулся. Я поразилась — такое случалось нечасто. Лайам был вечным козлом отпущения — его приятели так часто окунали его в залив, что школьная форма бедняги приобрела мерзкий коричневатый оттенок гниющих водорослей, но заметно это было только в тех редких случаях, когда ее удавалось высушить. В классе Лайам обычно молчал как рыба, а когда все-таки осмеливался открыть рот, то сначала украдкой бросал боязливый взгляд на других мальчишек, и в первую очередь — на Дэвида, как будто заранее гадая, какое наказание его ждет за подобную дерзость.

Но, похоже, сегодня что-то произошло, потому что Лайам сиял, как новенький грош.

— Вы тоже его заметили, мисс, да? — восторженно затарахтел он. — Я имею в виду мотоцикл. Заметили, да?

Лица остальных детей мгновенно повернулись ко мне — словно подсолнухи к солнцу. Глаза их горели неуемным любопытством. Мне не составило никакого труда узнать среди них тех, кто сегодня утром вместе со мной жадно разглядывал это ослепительное красное чудо, невесть каким ветром занесенное в наш тихий, сонный город. Я уже открыла было рот, чтобы сказать «нет». И не потому, что была решительно настроена лишить Лайама удовольствия в кои-то веки насладиться прикованным к нему вниманием остальных. Просто мне было страшно. Я боялась выдать себя, боялась, что эти маленькие негодники тут же догадаются, как меня взволновала краткая встреча с незнакомцем на мотоцикле, парнем, который сказал, что его зовут Джим, и от которого за версту веяло крепким ароматом животного секса. Я снова прислушалась, пытаясь различить рев мотоцикла, но не услышала ничего, кроме ставшего уже привычным городского шума.

Наконец я сдалась: обернувшись к Лайаму, неохотно кивнула.

— Да, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы лицо мое своей невозмутимостью могло поспорить с физиономией сфинкса. — Да, конечно. Я его заметила.

Как обычно, Финбар поглощал свой чай в полном молчании, которое — тоже как обычно — выглядело угрожающим.

Финбар мне нравился, действительно нравился. Можно сказать, я даже любила его. И вовсе не из-за его ненаглядного, тщательно отполированного «Мерседеса SL500», который он всегда ставил так, чтобы он все время был у него на глазах — даже пока мы обедаем. И не потому, что он мог по праву считаться самым лакомым кусочком среди мужской половины Каслтаунбира, поскольку до сих пор оставался холостяком и вдобавок зарабатывал больше миллиона в год, впаривая «самые что ни на есть настоящие потрясающие ирландские дома» людям, которые как раз и нуждаются в таких, как он, чтобы им вешали лапшу на уши, — потому что никто лучше Финбара не смог бы убедить их, что это и есть мечта всей их жизни.

Нет, я была с ним весь этот год просто потому, что Финбар умел слушать — видишь, как все просто? Даже сейчас я могу отличить вежливую имитацию внимания от неподдельного интереса. А Финбару было явно интересно все, что я говорила. Он всегда слушал очень внимательно, моментально подмечая даже малейшие детали или противоречия. Временами это даже выглядело так, словно я проходила проверку на «детекторе лжи» — наверное, потому, что ничего не ускользало от его внимания. Он то и дело кивал, вздергивая свои потрясающие брови, а синие глаза его то суживались, то расширялись, и я видела, что ему действительно интересно слушать, как прошел мой день.

Наверное, именно так он понимает любовь, думала я; ждать, сдерживая нетерпение, когда наступит время выйти на сцену и сыграть свою роль. Я была счастлива. Или, может быть, просто не была несчастна. Когда я мысленно возвращаюсь к прошлому, мне иногда кажется, что это почти одно и то же. Должна сказать, что наша с Финбаром сексуальная жизнь в последние несколько месяцев приобрела какой-то особый накал. Признаюсь, Финбар частенько давил на меня, поскольку, как мне кажется, ему чертовски нравилось подчеркивать свое мужское превосходство. Однако наши стычки становились все более редкими, а вскоре и вовсе прекратились — я имею в виду, к тому дню, когда мы приобрели привычку вместе пить чай, после чего я отправлялась пообедать с сестрами.

Наверное, именно из-за этого своего обыкновения всегда внимательно слушать, что я говорю, он и услышал то, чего я не сказала.

Небо ненавязчиво подсказывало, что время уже к ночи, последние лучи солнца окрасили старый памятник Республике в розовато-желтый цвет. Тень от кельтского креста, вытянувшись вдоль улицы, упала на лицо Финбара в тот момент, когда, взглянув на него, я догадалась, что он собирается сказать мне что-то неприятное. Украдкой скосив на него глаза, я прибегла к своему обычному трюку — притворилась, что на самом деле передо мной двое: один — мой приятель, второй — зануда, который, казалось, и живет-то только лишь затем, чтобы тыкать меня носом в мои недостатки. Предоставляю тебе самому решить, кто из них двоих взял в тот вечер верх. Финбар рассеянно щелкал браслетом своего «Ролекса». Я с трудом подавила раздражение: мне безумно хотелось оторвать ему руку, зашвырнуть ее в залив, а потом полюбоваться, как он станет нырять за ней.

— Я видел, как ты утром целовалась с этим… с этим уродом, — наконец, не глядя на меня, пробурчал он.

— Что-что?! Ах вот ты как?! Да пошел ты!.. — взорвалась я.

На губах Финбара появилась безрадостная улыбка. Он был убийственно серьезен, только поначалу я этого не сообразила.

— Ты даже не заметила, что поставила свой велосипед прямо под моим окном, — продолжал он, разглядывая свои часы. — Прямо возле моего офиса! А потом ты перешла через дорогу, наклонилась и поцеловала этого ублюдка. — Судя по выражению его лица, Финбар не ждал от меня объяснений. В этом был он весь. Он всегда предпочитал верить собственным ушам — в данном случае глазам.

Вспыхнув, я принялась рыться в своей сумке в надежде отыскать завалявшуюся пачку сигарет Рошин, но, к сожалению, их там не было. Тень от креста вытянулась так, что почти все лицо Финбара оказалось в ней, только один глаз еще блестел на солнце. Вылитый Циклоп, невольно пришло мне в голову. Итак, мой парень выглядит, словно чудище из древней легенды — не говоря уже о том, что раздражает меня невероятно. Впрочем, возможно, я была несправедлива к нему, и единственная вина бедняги Финбара состояла в том, что он ткнул меня носом во что-то, о чем я и без того начала догадываться.