Читать книгу "Дождь для Джона Рейна - Барри Эйслер"

— Что привело вас в Токио? — спросила она.

— Бизнес. Я бухгалтер. Раз в год вынужден прилетать в Японию — встречаюсь с некоторыми из местных клиентов фирмы.

Отличная история для прикрытия. Никто не задает дополнительных вопросов, узнав, что ты бухгалтер. Боятся, что ты можешь и ответить.

— Кстати… Джон, — добавил я.

Девушка протянула руку:

— Наоми.

Пальцы тонкие, рукопожатие довольно крепкое. Я попытался определить ее возраст. Ближе к тридцати, наверное. Выглядит молодо, однако ведет себя достаточно искушенно.

— Что-нибудь выпьете, Наоми?

— А что пьете вы?

— Нечто особенное, если вы любите односолодовые виски.

— Люблю. Особенно старые виски с острова Айлей. Говорят, с возрастом уходит огонь, зато приходит тепло. Мне это нравится.

«А ты хороша», — подумал я, глядя на нее. Прелестный ротик: полные губы, розовые, почти пылающие десны, ровные белые зубы. Глаза зеленые. Мелкая сеточка веснушек на носу и вокруг него, едва заметная на фоне карамельной кожи.

— То, что я сейчас пью, не с Айлей, — сказал я. — Но у него тоже островной характер. Дым и торф. «Спрингбэнк».

Наоми подняла брови:

— Двадцатипятилетний?

— Вы знаете меню, — кивнул я. — Не хотите ли?

— После целого вечера с «Сантори», разбавленным водой? С удовольствием.

Еще бы. В ее вознаграждение входит процент от счетов клиентов. Несколько стаканчиков по десять тысяч иен, и вечер можно считать состоявшимся.

Я заказал еще один «Спрингбэнк». Наоми задавала вопросы: откуда я так много знаю об односолодовых виски? Где жил в Штатах? Сколько раз был в Токио? Она чувствовала себя удобно в своей роли, а я не препятствовал ей.

Когда стаканы опустели, я спросил, не хотела бы она еще выпить.

Наоми улыбнулась:

— Вы имеете в виду «Талискер»?

— Вы читаете мысли.

— Просто знаю меню. И что такое хороший вкус. Я с удовольствием выпью еще.

Я заказал два «Талискера». Мы пили и болтали.

Когда второй раунд почти подходил к концу, я начал менять курс.

— А вы откуда? — спросил я ее. — Вы ведь не японка.

Последнюю фразу я произнес с некоторым сомнением, как человек неопытный в таких вопросах и поэтому неуверенный.

— Моя мама японка. Я из Бразилии.

Будь я проклят! Я ведь планировал поездку в Бразилию. Долгую поездку.

— А откуда из Бразилии?

— Из Байи.

Байя — один из прибрежных штатов страны.

— Сальвадор? — спросил я, чтобы определить город.

— Да! — воскликнула она и улыбнулась первой за весь вечер настоящей улыбкой. — Вы так хорошо знаете Бразилию!

— Я бывал там несколько раз. У моей фирмы клиенты по всему свету. Um pae brasiliero e uma mae Japonêsa-e-’uma combinação bonita, — произнес я на португальском, который изучал по учебнику с кассетами. Бразильский отец и мама-японка — прекрасное сочетание.

Ее глаза загорелись, а рот приобрел форму идеальной буквы «О».

— Obrigado! — воскликнула она. — Спасибо! — Потом: — Você fala portugês? Вы говорите по-португальски?

Казалось, будто живой человек неожиданно решил поселиться в теле хостессы. Ее глаза, выражение лица, поза — все ожило, и я снова почувствовал ту жизненную энергию, что сопровождала ее танец.

— Совсем немного, — ответил я, снова переходя на английский. — Мне хорошо даются языки, и я стараюсь учиться понемногу везде, где приходится бывать.

Наоми медленно покачивала головой и смотрела на меня, как будто только что увидела в первый раз. Одним глотком прикончила виски.

— Еще один? — поинтересовался я.

— Sim! — последовал немедленный ответ на португальском. — Да!

Я заказал еще два «Талискера», потом повернулся к ней:

— Расскажите мне о Бразилии.

— О чем бы вы хотели услышать?

— О вашей семье.

Она откинулась на спинку стула, положив ногу на ногу.

— Мой отец — бразилец голубых кровей, представитель одной из старейших фамилий. Мама — японка во втором поколении.

В плавильном котле бразильского населения около двух миллионов этнических японцев — результат иммиграции, начавшейся в 1908 году, когда Бразилии требовались рабочие руки, а императорская Япония искала пути ассимиляции своей нации в различных частях мира.

— То есть вы научились японскому у нее?

Она кивнула:

— Японскому — у мамы, португальскому — у отца. Мама умерла, когда я была еще ребенком, и отец нанял няню-англичанку, чтобы я выучила еще и английский.

— Сколько вы уже в Японии?

— Три года.

— Все время в этом клубе?

Она покачала головой:

— В клубе год. Раньше я преподавала английский и португальский. Здесь, в Токио, по программе ЯОО.

ЯОО, или «Японский обмен и обучение», — финансируемая правительством программа, по которой иностранцы приглашаются в Японию, чтобы преподавать, в первую очередь свои родные языки. Судя потому, как средний японец владеет английским, у программы есть над чем работать.

— Вы научились так танцевать, преподавая иностранные языки? — спросил я.

Наоми рассмеялась:

— Я научилась танцевать, танцуя. Когда попала сюда год назад, я так стеснялась, что еле двигалась по сцене.

Я улыбнулся:

— Трудно представить.

— Правда. Я воспитывалась в очень приличном доме. И вообразить не могла, что займусь такими вещами, когда вырасту.

Подошла официантка и поставила на стол два хрустальных бокала с «Талискером» и два стакана с водой. Наоми, как истинный эксперт, капнула немного воды в виски, болтнула бокал один раз и поднесла к носу. Если бы она все еще работала в режиме хостессы, то подождала бы своей очереди и выпила после клиента. У нас прогресс.

— М-м-м-м, — замурлыкала она.

Мы чокнулись и выпили.

— О… — произнесла Наоми, закрыв глаза. — Как здорово!

Я улыбнулся.

— Как вы оказались здесь, в знаменитой на весь мир «Розе Дамаска»?

Она пожала плечами:

— Первые два года в Японии моя зарплата была около трех миллионов иен. Приходилось подрабатывать репетитором, чтобы получать хоть чуть больше. Один из моих студентов сказал, что знает людей, которые открывают клуб, где я смогу зарабатывать намного больше. И вот я здесь.