Читать книгу "Византийская принцесса - Елена Хаецкая"

— Да, но после того, как женщина родит несовершенного ребенка, лишь мужчина способен довести до совершенства эту заготовку человека и превратить мальчика в воина, — подхватил Тирант.

— Здесь моя философия дала трещину, — согласился Диафеб. — Однако если рассуждать без философии, то остается голый экстракт, и он заключается в том, что принцесса желает вас видеть и танцевать с вами после обеда.

— Обед сейчас весьма кстати, — сказал Тирант. — В порту я надышался морским воздухом, а он пробуждает во мне дьявольский аппетит.

— Чего только не делает с вами море! — вздохнул Диафеб. — То у вас несварение, то зверский аппетит. Кстати, если уж об этом зашла речь — я не советую вам за обедом употреблять лук или чеснок, а также не советую вообще есть много, чтобы ненароком не рыгнуть в присутствии принцессы.

— Да, это дельный совет, — поблагодарил Тирант.

Беседуя так, они отправились в обеденный зал и там отдали дань трапезе, после чего поднялись в личные покои принцессы, где в присутствии императора начали разучивать французские танцы, весьма возбуждающие, ибо во время этих танцев рыцарь прикасался кончиками пальцев к кончикам пальцев дамы и даже дотрагивался до ее талии.

Они танцевали в полном молчании, и император начал зевать, и зевал все шире и чаще, и в конце концов объявил, что очень утомлен и отправляется отдыхать. Едва только он ушел, как всякие танцы прекратились. Принцесса велела музыкантам уходить, и те исчезли.

А Кармезина взяла Тиранта за руку и увлекла к окну, подальше от своих дам и проницательного Диафеба. Там она усадила севастократора на красивую каменную скамью и уселась рядом сама. И они долгое время сидели так, словно позируя художнику для портрета, пока наконец Кармезина не заговорила:

— Вы задумчивы.

— Простите, если это вас огорчает, — тотчас ответил он.

— Да, меня огорчает ваша грусть! — сказала Кармезина. — Потому что это весьма недружественно с вашей стороны — не рассказывать мне о том, что у вас на сердце.

— Разве мы друзья? — спросил Тирант, замирая.

— Да! — объявила Кармезина. — Мы друзья с вами, и притом очень близкие, как и положено севастократору и принцессе. Все прочее было бы противно законам божеским и природным, и это одна из причин, по которой севастократором не может быть герцог Македонский. Ибо я ненавижу герцога Македонского, а вас люблю. И вы должны любить меня. Скажите, вы любите меня?

— Разумеется, — отозвался Тирант. — Я люблю вас, как ни один севастократор до меня не любил принцессу.

— В таком случае вы должны открыть мне свое сердце, и если у вас там горе — я возьму себе половину, а если тайная радость — я не дерзну прикоснуться к ней, чтобы вы могли сполна насладиться ею.

— Горе — ненавистная вещь, — молвил Тирант, — и потому позвольте мне оставить его при себе. Я буду проклят, если разрешу вам обременить себя моим горем!

— Хороший же вы друг, — прошептала принцесса вне себя от гнева, — если так себя ведете! Положим, я бы ходила с кислым лицом, и углы рта у меня были бы опущены книзу, а в глазах постоянно прыгали слезы, — неужели вы не спросили бы, отчего я так грустна?

— Спросил бы.

— Ну а я бы вам наговорила чего угодно, но так и не ответила на ваш вопрос — что бы вы тогда подумали обо мне и моей дружбе?

— Подумал бы, что вы оберегаете меня от худшего.

— В этом все мужчины! — воскликнула Кармезина и, надув губы, отвернулась.

— Ничего не поделаешь, моя госпожа! Мужчины так устроены, что дружат ради побед и успехов, и если делятся друг с другом, то лишь радостями и достижениями. И если какой-либо мужчина удостаивает своей дружбой женщину, то и ведет он себя с нею как с другим мужчиной, и рассказывает лишь о своих победах и успехах. И оттого многие женщины считают, будто мужчины постоянно хвастаются. Женщины же, напротив, если и дружат между собою, то лишь ради того, чтобы сообща преодолевать невзгоды и беды, и если какая-либо женщина удостаивает своей дружбой мужчину, то и ведет себя с ним как с другой женщиной, и рассказывает ему о своих горестях и трудностях, и оттого многие мужчины считают, будто женщины непрерывно жалуются.

— Как вы мудры, Тирант! — сказала Кармезина. — Да только всей своей мудростью вы не задурите мне голову, поэтому отвечайте-ка, не то я выброшу вас вот в это окно: почему вы так грустны?

— Что ж, вы меня вынудили, моя госпожа, и я отвечу вам правду, которая вам не понравится: я влюблен.

Он опустил глаза и уставился на юбку принцессы.

— Что? — тихо вскрикнула она.

Он не отвечал.

Она потрясла его за плечо:

— Кто она?

Тирант по-прежнему сидел потупившись и молчал.

— Да говорите же! — в отчаянии воскликнула принцесса. — Кто она такая? Кто та, из-за которой вы бледны и так душераздирающе вздыхаете?

— Коль скоро мы с вами дружим как женщина с женщиной и делимся друг с другом своими бедами, — молвил наконец Тирант прерывающимся голосом, — то я, так и быть, все вам расскажу. Но при условии, что вы попробуете мне помочь.

— Я желаю знать о ней все, — сквозь зубы выговорила принцесса и топнула ножкой. — Назовете вы мне ее имя или нет?

— Я покажу вам ее портрет.

И Тирант сунул руку в рукав, где целый день носил то самое изящное зеркальце, которое разыскивал накануне по всем сундукам.

Принцесса схватила то, что она считала портретом, и быстро поднесла к глазам. Она заранее кусала губы и была очень бледна от волнения, и потому не сразу поняла, что именно она видит. Ибо зеркало отразило лишь часть лица, и несколько мгновений Кармезина думала: «Какой он глупец, этот Тирант, если приказал обложить такой красивой рамкой лишь кусок щеки, уголок рта и краешек глаза с ресницами!» Но в следующее мгновение рука ее дрогнула, зеркальце отодвинулось, и на Кармезину уставилось ее собственное отражение.

Краска медленно поползла по щекам принцессы. Она всматривалась в себя так, словно видела впервые, и лихорадочно выискивала в знакомых чертах нечто особенное, нечто такое, что позволит ей вскорости обрести счастье.

— Но ведь это… — пролепетала Кармезина.

— Принцесса, меня ждут неотложные дела, прошу меня извинить, — сказал Тирант.

Он встал, откланялся и вышел деревянным шагом, как ходят смертельно пьяные люди, когда желают скрыть свое состояние.

А принцесса долго еще сидела у окна и рассматривала себя в зеркале.

* * *

Кармезина так замечталась, что не заметила, как в покои вошла ее кормилица и воспитательница, почтенная дама, которую называли Заскучавшая Вдова, а с нею и Эстефания, падчерица герцога Роберта Македонского.

Эстефания весело улыбалась, потому что Диафеб кое-что рассказывал ей о страсти Тиранта, а принцесса, в свою очередь, тоже нечто приоткрыла ей о своих чувствах. Заскучавшая же Вдова выглядела хмурой и недовольной.