Читать книгу "Приди, сладкая смерть - Вольф Хаас"

Даже к серому тренировочному костюму Ангелика носила свой пояс с пряжкой из золотых букв ESKAPADE, без него Бреннер Ангелику вообще еще ни разу не видел. А днем ее можно было увидеть довольно часто, потому что она работала где-то официанткой и уходила только по вечерам.

— Ты сегодня пораньше вернулась? — спросил Бреннер, как говорят обычно, лишь бы что-нибудь сказать, чтобы не было так неловко, когда среди ночи идешь в гости к женщине.

Но она и виду не подала, просто придержала Бреннеру дверь и провела его на кухню, такую же тесную, как у самого Бреннера.

— Хочешь чего-нибудь выпить? Правда, у меня есть только кофе.

— Нет, спасибо.

Бреннеру и без того уже чуть не стало плохо от неонового дневного света, освещавшего кухонную нишу, словно операционную. А может, не стоит всегда все сваливать на этот злосчастный неоновый свет. Может, это все еще были последствия извлечения золотой цепочки.

— В такое время — и кофе, — улыбнулась в качестве извинения Ангелика. — А мне ничего от него не делается. Сегодня я все равно спать не могу.

— Что стряслось с твоим отцом?

Она курила так, что щеки ее при каждой затяжке образовывали впадинки глубиной не меньше сантиметра. Как будто все было наоборот: вся кухонная ниша полностью задымлена опасным для жизни газом, и только через фильтр «Кима» поступает немного кислорода. Она не стала садиться за стол рядом с Бреннером, а прислонилась к холодильнику, так что между нею и Бреннером оставалось метра три-четыре.

— Они думают, что он задушил Гросса.

— Что на это ответил твой отец?

— Я не знаю. Они его сразу забрали с собой.

— У него есть адвокат?

— Молодой позвонил адвокату фирмы.

— Ты веришь, что это он?

Она покачала головой. Очень медленно, словно хотела не просто покачать головой, а учуять в воздухе, в каком направлении лежит истина, как в телевизионном фильме про животных.

И только когда «Ким» была докурена, она сказала:

— Эти идиоты думают, что все из-за той истории в погребке.

Бреннер толком не знал, куда смотреть. Внутренне он кивнул. Но внешне он не кивал. И вдруг ему пришло в голову, что он поступает точно так же, как тот начальник из уголовной полиции в спортивном пиджаке. Лишь бы не кивнуть. Только тупо пялиться прямо перед собой.

Без полицейского в спортивном пиджаке он бы точно не заметил, как сам изображает перед Ангеликой придурка, неспособного кивнуть головой. Но как только это пришло ему в голову, он быстро спросил:

— И поэтому они его сразу же забрали с собой?

— Да Бимбо этот все время его провоцировал.

— Ну и что? Кто же из-за этого будет так сразу и убивать.

Лицо Ангелики опять приобрело задумчивое выражение из фильма о животных. Я не доктор Айболит, которого по телевизору показывают, но если бы мне пришлось переводить значение этого взгляда, я бы предположил, что Ангелика говорила своим звериным взглядом: «А вот я бы не была так уверена, что из-за этого не стоило задушить такого, как Бимбо».

Но на самом деле она сказала только:

— Это еще не все. Мой отец ездил сегодня с Бимбо на семьсот сороковом.

Бреннер не кивнул. Даже внутренне.

— И все равно это не он сделал, — сказала Ангелика, прикуривая очередную сигарету «Ким» от зажигалки общества доноров.

Несмотря на неоновый свет, Ангелика сегодня казалась гораздо привлекательнее, чем обычно. Если ты работаешь в полиции, то такое наблюдение тебе периодически приходится делать. Впервые Бреннер обратил на это внимание, когда насмерть разбилась жена его коллеги Кнолля. Это было еще в то время, когда он носил униформу, то есть, значит, больше пятнадцати лет назад. Маленькая такая веселая женщина из Каринтии, хорошая горнолыжница, она всегда слишком быстро ездила на машине. Я думаю, ей просто доставляло удовольствие то, что, как супруга полицейского, она могла выбрасывать квитки штрафа за превышение скорости.

После этого несчастного случая Бреннер обратил внимание, как изменился его коллега. Может, это сейчас немного странно звучит, но я могу одно сказать: печаль сделала Кнолля красивым, что ли. И надо ведь, именно Кнолля, у которого обычно по глазам уж видно было, какой он простофиля, в башке ничего, кроме горных лыж и телевизора, да и разжиреть он уже успел в свои тридцать пять.

С годами это не раз бросалось Бреннеру в глаза. Аура такая у отчаявшихся людей. Правда, у Кнолля она потом опять быстро испарилась. Через год траура он женился на парикмахерше. А колпак для сушки волос, понятное дело, для ауры вещь совсем не подходящая.

У Ангелики Ланц тоже были ужасные волосы от парикмахерских. Да ты знаешь: тысячу раз обесцвеченные плюс химическая завивка. Такие длинные, тощие лохмы, природе бы таких никогда не сотворить, а вот парикмахеры умеют.

И тем не менее сейчас Бреннер не замечал в ней ничего от шлюшки, а ведь раньше из Ангелики это всегда так и лезло. Красивая, печальная женщина. С аурой, подумал про себя Бреннер. И с сигаретой. И с вопросом:

— Ты разве не был раньше детективом?

Вот черт, подумал про себя Бреннер. Только бы не кивнуть.

6

Это уже как закон: если тебе некого любить, то ищешь и ищешь, пока не найдешь. Но стоит только тебе найти кого-то, как в тот же самый день тебе попадутся еще трое. Так и в работе детектива: стоило Бреннеру свернуть свою контору, как на каждом шагу ему стали попадаться заказчики.

И опять же, как это совместить. У Бреннера вовсе не было ощущения, что будет так уж просто увязать в один узел просьбы Молодого и Ангелики. А между двух стульев всегда есть опасность застудить геморрой.

Когда на следующий день около четырех его вызвали к Молодому, Бреннер заметил, как тот плохо выглядит. Бывают такие люди, которые всегда плохо выглядят, для них уже хороший знак, если проступают фиолетовые круги под глазами. Это значит, что они в виде исключения этой ночью не кутили, так что для контраста вокруг кругов под глазами слегка появился цвет лица. Но если человек, которому так важны спорт и здоровье, как они были важны молодому шефу спасателей Креста, выглядит как наркоманы, которых они обычно доставляют в больницу «Скорой помощи», тогда, конечно, беда.

Усы у него сегодня уже не стояли таким острым клином, что ты мог бы открыть об них бутылку пива. Уже не бравые, как у пилота бомбардировщика, а, скорее, какие-то вялые. Вроде как у того знаменитого философа, погоди-ка, как же его звали, господи, который еще про плетку открыл. Да ты знаешь, усы как у моржа, в таких обычно остатки пищи застревают. Пронести ложку с лапшой мимо усов — целая проблема.

Но вот интересно, насколько порой внешность с сутью совпадает! Потому что у Молодого за эту ночь не только усы обвисли, он даже заговорил как-то по-философски: