Читать книгу "Клятве вопреки - Карен Хокинс"

Однако она не собиралась покорно мириться со своим позорным положением и извернулась так, чтобы видеть Уильяма.

— Отпусти меня! — потребовала она, толкнув его изо всей силы, но без всякого успеха.

— Я предупреждал, что тебе дорого обойдется, если ты не согласишься сотрудничать со мной по доброй воле.

— Уильям, ты не смеешь…

Его рука сместилась ей на ягодицы, и Маркейл сквозь юбки ощутила ее тепло.

Она замерла, а сердце забилось у нее в груди в необычном ритме. Маркейл захлестнули противоречивые эмоции: она была напугана легкостью, с которой Уильям приобрел власть над ней, сердилась на собственную неспособность не поддаваться ему, и от прикосновения его рук в ней вспыхнуло давно забытое желание.

Когда-то она думала, что ей всегда будет мало его прикосновений, однако она считала, что излечилась от этой болезни. Но так ли это?

Его рука, накрывавшая сквозь юбки ее ягодицы, медленно скользнула вниз по бедрам.

— Уильям…

Маркейл попыталась проглотить комок в горле, но не смогла и, не договорив, стиснула зубы, покраснев до ушей от желания, которое услышала в собственном хриплом голосе. Ей хотелось бы, чтобы он… что? Чего ей хотелось?

Дотянувшись до ее лодыжки, Уильям неторопливо погладил ее, приведя Маркейл в трепет; ее тело сладко заныло, требуя этого прикосновения, хотя сама она старалась не допустить его.

Он отодвинул ей подол, и Маркейл поняла, что Уильям больше не сжимает ее, и она может подняться, если хочет. Но, вздрогнув от его прикосновения, она осталась там, где была; безграничное, неожиданное влечение к этому мужчине удержало ее на месте.

Медленно скользнув рукой по задней стороне ноги, он остановил ее на икре, и Маркейл снова задрожала от прикосновения воздуха к голой ноге.

— Уильям, я не собираюсь…

Он поднял ее юбку и сорочку, и, когда прохладный воздух коснулся кожи ее теперь открытых ягодиц, Маркейл мгновенно почувствовала физическую реакцию Уильяма — его петушок уперся ей в живот, а она сама застыла на грани негодования и восторга.

Прошло очень много времени с тех пор, как мужчина касался ее, много лет. На самом деле последним, кто дотрагивался до нее, был ее первый мужчина, Уильям Херст.

У Маркейл вспыхнули щеки, когда она поняла, что ее тянет пошевелиться, соблазнить его, дразнить его, пока он не удовлетворит ее желание. Осмелится ли она на это? Удастся ли ей это? Или он…

— Ты не сильно изменилась за эти годы.

Маркейл зажмурилась, стараясь подавить волны желания, и через мгновение ей удалось выдавить из себя:

— И ты тоже.

Покачиванием бедер она указала на его налившийся петушок, и от ее движения Уильям едва не застонал.

«Проклятие, предполагалось, что диктовать буду я!» Он потерял контроль над собой, когда положил Маркейл к себе на колени и всерьез собрался отшлепать за грехи. Но каким-то образом, когда она ничком лежала у него на коленях, и ее роскошные формы оказались у него под рукой, у Уильяма из головы вылетело абсолютно все — для чего он здесь, и вся боль, которую Маркейл причинила ему в прошлом, все, кроме мысли, что она изумительно подходит ему.

Как мог он забыть о реакции на нее своего тела и о том, как оно всегда вело себя с ней? Как он не смог даже сейчас, спустя много лет и после многих мучительных часов, удержать свою плоть от желания погрузиться в ее мягкость?

С его стороны это была слабость, заставившая его продолжить «наказание», хотя теперь Уильям не был уверен, кого из них больше мучает — себя или Маркейл.

Его рука остановилась на голой ягодице, но на этот раз, накрыв голую кожу, он медленно поглаживал ее кругами, как будто хотел стереть боль, которую когда-то, как он думал, причинил.

Дрожь снова и снова прокатывалась по телу Маркейл, а сердце стучало у нее в горле.

— Ты упрямая женщина, должен тебе заметить.

Уильям продолжал медленными кругами поглаживать ее, и Маркейл осознала, что затаила дыхание, ожидая, передвинет ли он руку ниже, в то место, которое уже жаждало его прикосновения. А она ох как об этом мечтала! Маркейл зажмурилась от натиска непреодолимой, вызывающей дрожь потребности, безумно желая, чтобы он пробрался туда, и, не в силах удержаться, приподнялась и выгнула спину, чтобы крепче прижаться ягодицей к его руке.

Уильям сделал глубокий вдох; его сердце тяжело, как молот, стучало в груди, рука все еще накрывала розовую ягодицу, гладкую и округлую, просто умолявшую, чтобы ее погладили. Он был так возмущен упрямством Маркейл, так разозлился, увидев тонкую батистовую сорочку, которую Колчестер купил ей, что ни о чем больше не думал.

Уильям оказался бессилен перед собственной слабостью, как бы парадоксально это ни звучало. Маркейл повернулась у него на коленях, стремясь освободиться, и, сама того не желая, еще сильнее разожгла его страсть. Она, по-видимому, не замечала, что он больше не удерживал ее.

Джентльмен привел бы в порядок ее юбки и извинился бы, и джентльмену было бы стыдно за такое поведение.

Но для Маркейл Уильям не был джентльменом, и именно это явилось причиной, почему она с презрением отвергла его тогда, много лет назад. И именно по этой же причине его больше не заботило, что она о нем думает. Ее поступки в прошлом до сих пор приводили его в ярость, но никак не могли извинить его нынешнее обращение с Маркейл.

Уильям заметил, что она перестала извиваться и спокойно лежит у него на коленях, и подумал, не старается ли Маркейл сдержать слезы. Прежде он однажды это видел — в тот день, когда уходил после их последней ссоры. К нему вернулось воспоминание, и он покачал головой, сожалея о собственном несдержанном характере.

— Маркейл?

Она шевельнулась у него на коленях. Ее ягодицы приподнялись вверх, а бедро задело восставшую плоть. Стиснув зубы, Уильям заставил себя думать о чем-нибудь другом, но это было трудно, тем более, когда ее округлый зад находился прямо перед ним. Не в силах устоять, он снова погладил его и почувствовал, как Маркейл замерла при его прикосновении и еще сильнее поднимается ему навстречу. Ей это нравится. Мысль, пришедшая ему в голову, удивила Уильяма.

Он передвинул руку с ягодицы на бедро, и мгновенно ноги Маркейл раздвинулись настолько, что, если бы он захотел, мог бы добраться до самого потаенного местечка.

Уильям изумился — она была не возмущена, а возбуждена, как и он. И словно в подтверждение его мыслей, Маркейл прошептала:

— Уильям, пожалуйста.

Ее голос вызвал в нем дрожь и непреодолимое желание. Не раздумывая, Уильям просунул руку между ее шелковыми бедрами во влагу, ждущую его прикосновений.

Он осторожно, неторопливо гладил там Маркейл, каждый раз задерживаясь на затвердевшем клиторе, а она стонала и выгибала спину и при каждом движении терлась бедрами о его член.