Читать книгу "Шпион, выйди вон - Джон Ле Карре"

– Давай не будем отвлекаться, ладно? – прошипел Гиллем, взбесившись окончательно.

Теперь-то, сказал Tapp, он, пожалуй, готов признать, что за те двадцать четыре часа он слегка вышел из себя.

– Но сейчас это со мной бывает не слишком часто, правда, мистер Гиллем?

– Достаточно часто.

– Я чувствовал это почти физически. Можно сказать, был подавлен.

Мысль о том, что лакомую добычу грубо вырвали у него из рук, вызвала у Рикки Тарра бессильную ярость, которая нашла выход в безумном хождении по местам, как-то связанным с ней. Он пошел к «Колыбели кошки», затем к «Анжелике» и до рассвета посетил еще полдюжины мест, не говоря о том, что по пути успел пообщаться с несколькими девушками. В какой-то момент он решил отправиться на другой конец города и учинить небольшой скандал в «Александре»: он надеялся перекинуться парой слов с этими гориллами из охраны. Когда он немного остыл, продолжая думать об Ирине и о том, как они были вместе, он вознамерился перед возвращением в Лондон обойти тайники, дабы проверить, не оставила ли она ему чего случайно.

Отчасти он это сделал просто для того, чтобы отвлечься.

– Отчасти, я думаю, мне была невыносима мысль, что ее письмо валяется в какой-нибудь дыре. А ведь писала она его, что называется, обливаясь кровавыми слезами, пытаясь, как это частенько бывало, оправдать себя.

У них было два условленных места для писем. Первое – недалеко от гостиницы, на стройплощадке.

– Знаете эти строительные леса из бамбука, которые используют китайцы?

Потрясающе. Я видел, как чернорабочие с железобетонными плитами карабкались по ним на двадцатый этаж.

Там торчит кусок бракованной трубы, сказал он, высотой по плечо, очень удобный. Казалось наиболее вероятным, что Ирина впопыхах должна была воспользоваться именно этим тайником, но там оказалось пусто. Второй тайник был в задних рядах церкви «под тем местом, где они кладут брошюрки», как объяснил Рикки.

– Там есть подставка, сделанная из старого гардероба, понимаете ли.

Если опуститься на колени перед задней скамейкой и пошарить кругом, можно нащупать шатающуюся доску. За этой доской есть углубление, где полно мусора и крысиного помета. Уверяю вас, это замечательный тайничок, лучше не бывает.

Наступила короткая пауза, и перед ними словно предстали образы Рикки Тарра и его возлюбленной из Московского Центра, преклонивших колени бок о бок в заднем ряду баптистской церкви в Гонконге.

И вот в этом втором тайнике, продолжал Tapp, он нашел не просто письмо, а целый дневник. Написано было четко и на обеих сторонах бумаги, так, что кое-где проступали черные чернила. Написано было очень торопливо, почти без исправлений. С первого взгляда он понял, что она писала в минуты просветления.

Это не оригинал, учтите. Это только моя копия.

Засунув свою длинную руку за пазуху, он вытащил оттуда кожаную сумочку, пристегнутую к широкому ремешку. Из нее он достал замусоленную стопку бумажных листов.

– Я думаю, она спрятала этот дневник буквально перед тем, как они ударили ее, – заметил он. – Может быть, она в это самое время в последний размолилась. Я сам сделал перевод.

– Надо же, я и не знал, что вы говорите по-русски, – удивился Смайли.

Это замечание все пропустили мимо ушей, кроме Тарра, который тут же ухмыльнулся.

– А-а, так ведь для нашей профессии нужна определенная подготовленность, мистер Смайли, – объяснил он, раскладывая страницы по порядку. – Я, может быть, не так силен в юриспруденции, но знание чужого языка иногда имеет решающее значение. Я надеюсь, вы слышали, что говорят поэты? – Он оторвался от дела и усмехнулся еще шире. – «Познать другой язык – значит познать другую душу». Великий король написал это, сэр, Карл V. Мой отец не упускал случая процитировать кого-нибудь, надо отдать ему должное, хотя – это, наверное, забавно, но сам он, кроме английского, ни черта больше не знал. Если не возражаете, я буду читать вслух.

– Да он ни одного слова не знает по-русски, – сказал Гиллем. – Они все время разговаривали на английском. Ирина закончила трехгодичные курсы английского языка. – На этот раз объектом своего пристального внимания Гиллем выбрал потолок, а Лейкон – свои руки. И только Смайли наблюдал за Тарром, который втихомолку посмеивался над своей собственной шуткой.

– Готовы? – спросил он. – Ну, ладно, начнем. «Слышишь ли ты меня, Томас, я обращаюсь к тебе». Она звала меня по фамилии, – объяснил он. –. Я сказал, что меня зовут Тони, но она все равно называла меня Томасом, это понятно? «Это дневник – мой подарок для тебя в случае, если они заберут меня, прежде чем я успею поговорить с Аллелайном. Я бы с радостью отдала тебе свою жизнь, Томас, и, конечно, свое тело» но боюсь, эта жалкая тайна станет единственным, чем я смогу тебя осчастливить. Распорядись ею как следует. – Tapp поднял взгляд. – Помечено понедельником. Она писала этот дневник четыре дня. – Его голос стал монотонным, даже скучным. – "В Московском Центре больше болтают, чем бы этого хотелось нашему начальству.

Особенно всякие мелкие сошки любят возвышаться в собственных глазах, давая понять, что они осведомлены кое о чем. Перед тем как меня устроили в Министерство торговли, я два года работала инспектором в Архиве нашего Главного Управления на площади Дзержинского. Это была такая скучная работа, Томас, и атмосфера не из приятных, а я ведь была не замужем. У нас поощрялась подозрительность по отношению друг к другу, это такое напряжение – никогда не раскрывать своего сердца, ни разу. У меня в подчинении был чиновник по фамилии Ивлев. Хотя он ни в социальном плане, ни по чину не был мне ровней, гнетущая атмосфера сблизила нас. Прости, но иногда плоть говорит вместо сердца, ну почему ты не появился раньше! Несколько раз у нас с Ивлевым совпадали ночные дежурства, и в конце концов мы решили пренебречь условностями и встретиться за пределами этого здания. Он был блондином, Томас, как и ты, и меня тянуло к нему. Мы встретились в кафе в одном из бедных московских кварталов. Нас в России учат, что в Москве нет бедных кварталов, но это ложь. Ивлев сказал мне, что на самом деле его зовут Брод, но он не еврей. Он как-то принес мне немного кофе и несколько пар чулок, присланных ему полулегально товарищем из Тегерана. Он был очень милым. Говорил, что глубоко восхищен мною, а однажды сказал, что работал в отделе, связанном с учетом донесений всех зарубежных агентов, завербованных Центром. Я рассмеялась и сказала: мол, таких записей не существует, и только безнадежный мечтатель мог бы рассчитывать, что такое большое количество секретов будет сосредоточено в одном месте. Хотя, наверное, мы оба были мечтателями".

Tapp снова прервался.

– Здесь переход к следующему дню, – пояснил он. – Повествование открывается множеством «Доброе утро, Томас», и молитвами с вкраплениями признаний в любви. Женщина не может обращаться в пространство, говорит она, поэтому она пишет Томасу. Ее благоверный ушел рано, и у нее есть свободный час. О'кей?

Смайли хмыкнул что-то нечленораздельное.