Читать книгу "Клятва на мече - Николай Буянов"

Часто пещеру, где Чонг держал зверя, посещал Таши-Галла. Барс поначалу угрожающе скалился, но, наверное, Учитель умел разговаривать на языке животных и птиц. Он мягко и успокаивающе сказал что-то, погладил Спаршу за ушами и присел рядом с Чонгом, который ворошил угли в жаровне короткой палочкой.

– А ты изменился, – проговорил мастер, и Чонг уловил нотку грусти в его голосе.

– В тот день, когда вы сказали мне, что Спарша не выживет, я нагрубил вам, Учитель. Я вел себя недостойно.

– Пустое, – махнул тот рукой и как бы между прочим спросил: – Джелгун тебя не обижает?

– Не знаю… У меня нет времени, чтобы обращать на это внимание. Я… Я стал меньше заниматься, Учитель. Я реже тренируюсь, овладевая искусством «Облачной ладони», реже размышляю над священными текстами. Мне кажется, я сделал шаг назад.

– Ты чувствуешь неудовлетворенность?

– В том-то и дело, что не чувствую! – с отчаянием сказал Чонг. – Меня как будто устраивает такое положение вещей! Я боюсь.

Он помолчал.

– Во мне будто живут два разных человека. Один нашептывает, что я никогда не смогу отказаться от земной юдоли, что жизнь этого зверя для меня дороже, чем божественное просветление, и, значит, я не могу быть монахом, служителем Будды…

– А что же говорит другой? – с улыбкой спросил Таши-Галла.

– Другой вообще ничего не говорит, – хмуро ответил Чонг. – Он только ходит по горам в поисках лекарственных трав… Меняет повязки Спарше. Успокаивает, когда тому больно. И он, мне кажется, побеждает того, первого.

Таши-Галла наклонился над пламенем и подбросил в жаровню несколько сухих веток.

– Просветление, божественное видение – это не цель существования, мой мальчик. Это скорее средство, чтобы помочь всём страждущим на их пути… Вот этому зверю, например.

– Для чего? – спросил Чонг.

– Ты разве не знаешь?

– Я чувствую сердцем. А мне бы хотелось еще и осознать разумом.

– Тогда… Я бы сказал: чтобы противостоять силе тьмы. Противопоставить силу созидания – разрушению и смерти. Гм… Может быть, это звучит высокопарно, но главное, к чему стремится каждое существо, наделенное душой – это обретение покоя и равновесия. А путь к этому зависит большей частью от того, как каждый из нас, живущих, представляет себе этот покой. Покой, – Таши-Галла сделал ударение на последнем слове, – но не пустота. Духовная пустота – та же болезнь.

Он посмотрел на спящего барса.

– Ты спас ему жизнь. И теперь ради него ты жертвуешь тем, во что ты верил (или тебе так казалось). Не жалей. Жертвуя чем-то, всегда что-то приобретаешь. А то, что ты приобрел, стоит десяти лет самых усиленных занятий и медитаций на вершине скалы. Вот так, мой мальчик…

Чонг сидел на земле, не замечая, что вечерний холод тонкими щупальцами проникает в пещеру, и смотрел на языки пламени, пляшущие в жаровне.

– Я изучаю боевые искусства и медитирую, стараясь обрести покой в душе, – задумчиво проговорил он. – Но, взяв на себя заботу о другом существе, я отказываюсь от скорейшего достижения божественного просветления… Однако взамен я приобретаю любовь этого существа, и она дарит мне душевный покой, к которому я стремился и от которого отказался. Воистину мир – это змея, кусающая себя за хвост.

Перевал лежал впереди. Чонг от холода запахнул одежду поплотнее и подумал, что некоторые способности Учителя так и останутся для него загадкой. Таши-Галла пускался в путь от Леха до Лхассы, одетый лишь в меховую накидку без рукавов. Путь этот пролегал через три перевала к северу от великих озер – Нангу, Кьяри и Тенгри. Каждый из этих перевалов с ранней осени и до следующего лета закрывали сплошные облака, хлеставшие снегом и ветром.

– Вам не холодно, Учитель? – спрашивал Чонг, тело которого била крупная дрожь.

– Холодно? – рассеянно отвечал Таши-Галла. – Не знаю, я не заметил.

Сегодня Лха, дух перевала, был неспокоен. Пронизывающий ветер завывал среди голых камней, соседние пики скрывались от глаз в серой изменчивой пелене. Чонг и не думал сердиться на духа. Он был уже не тот несмышленыш, что ревел когда-то в три ручья над камнем, который глупый Джелгун приволок ко входу в келью. Ведь если разобраться, то именно он, Джелгун, в ту самую ночь помог Чонгу разобраться в самом себе. Стоило сказать за это «спасибо».

На черном плоском валуне, вытянувшись во всю длину, лежал Спарша. За два года он превратился в громадного зверя с мощными мускулами под густой шерстью (вот уж кому наплевать на непогоду!) и белыми клыками, похожими на стальные ножи.

– Привет, киска, – сказал Чонг. – Давно меня ждешь?

Барс что-то добродушно проворчал в ответ, мягко потянулся, разминая застывшие лапы, и затрусил рядом, словно большая послушная собака. Они были неуловимо похожи – зверь и человек: оба поджарые, мускулистые и спокойно-уверенные. Спарша всегда встречал Чонга в одном и том же месте. Он будто знал, когда именно человек появится на тропе, и ждал, застыв на камне, похожий на изваяние Будды – неподвижный, с умными желтыми глазами над высокими скулами.

С одной из ближних вершин совсем недавно сошла лавина. Чонг оглядел снежный склон, знакомый так, что он казался родной кельей (сколько раз Чонг скатывался отсюда наперегонки со Спаршей!), и не узнал его. Чахлые деревца будто какой-то исполинский зверь слизнул языком, одни камни, и даже целые скальные нагромождения оказались погребенными под громадными снежными массами, другие, наоборот, вынырнули там, где их раньше не было. Тропу засыпало. Спарша спокойно свернул вверх – а что ему, с такими лапами. Чонг, помогая себе палкой, двинулся вниз по склону, проваливаясь по пояс. Через несколько шагов его нога нащупала что-то твердое. Он наклонился и слегка разгреб снег…

Чонг сразу узнал эту лошадь – помогла ярко-красная сбруя со вшитыми (вмерзшими: уж никогда им не зазвенеть!) золотыми монетами. Переломанные конские ноги неестественно торчали в стороны, в темных расширенных глазах навсегда застыл ужас перед надвигающейся стихией. Вьючные мешки были разорваны, и груз – прекрасной выделки мех горных косуль – разлетелся по склону вместе с обрывками одежды, снаряжения, человеческой кожи и сгустками крови.

На Шаньяза Удачливого он наткнулся только благодаря Спарше, который спустился вслед за хозяином и теперь рыскал в снегу, полагаясь на собственный нос. К богатому купцу боги и впрямь, похоже, остались благосклонны: он не замерз, как другие, беспомощно пытавшиеся переломанными окровавленными пальцами царапать свои ледяные могилы. Шаньяз просто ударился головой о камень и умер мгновенно, даже, наверное, не успев испугаться. Что ж, свою судьбу не дано знать никому из смертных.

Вокруг, шагах в двадцати, в снегу попадались золотые слитки, выпавшие из распоротой сумки купца. Чонг не притронулся к ним. Он продолжал искать – в надежде спасти тех, кто был еще жив, быть может, но раз за разом откапывал трупы – круторогие мохнатые быки, вьючные лошади, люди, одетые кто победнее, кто побогаче – здесь были все равны. Все вперемешку.