Читать книгу "Путешественник - Жюльетта Бенцони"

Гийому не потребовалось объяснять дважды. Стараясь никого не задеть, он пошел по длинному сводчатому коридору, с которым соединялось несколько галерей, и вышел во внутренний двор. Гийом знал, как пройти к часовне, и быстро до нее добрался. Сестра Мари-Жозеф хлопотала там вместе с настоятельницей работавших в госпитале сестер милосердия: они раскладывали на полу оставшиеся матрасы и соломенные тюфяки, которые тут же торопливо сшивали другие монахини и помогавшие им индианки.

Заметив мальчика, сестра Мари-Жозеф встретила его тем же вопросом, что я сестра Агнес: куда подевался отец, в котором сейчас такая нужда? Ответ ошеломил ее, но, не желая ничего расспрашивать о драме, обезглавившей семью, она сделала как раз то, что от нее требовалось.

— Бедная, бедная Матильда! — причитала она. — Пошли за ней скорее! Сестра Святая Анна заменит меня!

Прихватив по пути другую «серую сестру» (Сестер милосердия называли так из-за цвета их одежды. — Прим, перев.), монахиня поспешила с Гийомом в глубь дома, приказала открыть дверь в огород и увидела Коноку, терпеливо ожидавшего возле носилок. Минуту спустя две сестры унесли Матильду, которая по-прежнему била в беспамятстве и бормотала что-то бессвязное.

— У нее жар, — сказала сестра Мари-Жозеф. — Мы уложим ее в моей келье. Со мной живет одна из укрывшихся здесь сестер ордена Св. Урсулы, но там ей будет лучше, чем в любой из комнат, где нам приходится освобождать как можно больше места для раненых. А ты, Конока, помоги-ка нам переносить тяжелораненых. Гийом тебя проводит. Но прежде скажите на кухне, чтобы вам налили по миске супа…

— Я хотел бы остаться с мамой, — попросил мальчик. — Мне… так страшно!

Слезы, которые он все время мужественно сдерживал, душили его. Сестра Мари-Жозеф ласково провела кончиком пальца по его щеке.

— За тобой придут, как только ей окажут первую помощь. Я всегда знала, что ты молодец. Ты должен вести себя как мужчина… Что касается твоей матери, то надеюсь, что смогу тебя вскоре утешить…

Гийом не пытался возражать. С тех пор как он достаточно вырос, чтобы самостоятельно судить о людях, сестра Мари-Жозеф (а они с матерью довольно часто ее навещали) внушала ему большое доверие я в то же время легкий страх.

Она была дочерью Пьера Легардера из Репантани и относилась к стоявшей у истоков торговли мехами «бобровой аристократии», ради которой королева Анна Австрийская основала в 1645 году «Компани де Абитан». То было довольно ограниченное общество, куда помимо семьи Легардер входили Дешатле, Ле Неф и Жюшро из Ла Ферте-Видам. Богатое, могущественное сословие в высшей степени дорожило честью своего положения. Будущая «серая сестра», воспитывавшаяся в строгости и в страхе перед Богом, естественным образом обратилась к религиозной жизни, которая этой благородной и образованной девушке была очень близка. Матильда немного боготворила ее, и потому любое ее слово было для Гийома законом.

И теперь, когда она встала между Гийомом и его страхом, мальчик мог быть спокоен. Он покорно пошел за Конокой, с благодарностью принял предложенную ему миску бобового супа — все, что оставалось из свежих овощей с огорода, которыми кормили только больных, — а затем скромно присоединился к разыгравшейся вокруг него великой драме.

Несмотря на внушительную величину и на то, что персонал госпиталя утроился за счет сестер милосердия и монахинь ордена Святой Урсулы, укрывшихся здесь после того, как их дома в Верхнем городе подверглись обстрелу, палаты быстро наполнялись. Пока Конока, не жалея сил, переносил раненых, мальчик устроился в углу часовни рядом со старой монахиней, не способной ни на какую тяжелую работу, и помогал ей сматывать бесконечные, нарезанные из старых простыней полоски и разрывать на корпию поношенное хлопчатое белье — женщины стирали его так усердно, что кончики их пальцев кровоточили.

Гийому казалось, что время остановилось. Как и все канадские церкви, часовня была богато украшена: картины на библейские сюжеты, статуи молящихся в исступлении святых (одна из них принадлежала знаменитому Левассеру), богатый, окованный золотом алтарь и, конечно же, яркие настенные росписи, — все это создавало мир, который ребенок всегда был склонен воспринимать как что-то похожее на филиал Рая. Но сейчас опускалась ночь, медленно приглушая лазурь и золото, не освещаемое больше» лампами на китовом масле, и от этого еще более явными становились распростертые на полу истерзанные, окровавленные и грязные тела…

Приходившие известия были одно другого тревожнее. Квебек, благодаря своим укреплениям, пока держался, но на поле боя англичане брали верх, вынуждая франко-канадские войска к отступлению. По странному стечению обстоятельств, главнокомандующие обеих армий были смертельно ранены. Молодой генерал Вольф, и без того слабого здоровья, находился при смерти в наспех устроенном на поле сражения стане. Что касается маркиза де Монкальма, то его в безнадежном состоянии только что отвезли в замок Сен-Луи. Но еще более странным было то, что и тот, и другой получили по три ранения…

Невысокий священник, который, казалось, чудом держался на ногах, отслужил вечерню. На ней не было и половины монахинь: слишком много было других дел! Вскоре сестра Мари-Жозеф пришла сказать Гийому, что его мать отдыхает. Воспользовавшись тем, что она была без сознания, им удалось уладить пулю; рану обработали, перевязали, и, по мнению проводившей операцию настоятельницы сестер милосердия из монастыря Святой Елены, шансов на выздоровление было много. Сын увидится с ней завтра утром. А теперь он с Конокой может устроиться в риге на ночлег.

Гийом уже собирался поискать своего друга, как вдруг индеец вошел в часовню, с трудом поддерживая человека без кровинки в лице, ковылявшего на одной ноге, поскольку на другую были наложены шины. С бесконечной осторожностью индеец уложил раненого на свободный матрас и принялся устраивать его с бережностью, необычной для человека его роста и силы. Гийом машинально следил за ними, но успел заметить, что солдат был в форме Королевского русильонского полка. Им снова овладело беспокойство.

— Остаться рядом с раненым, — сказал Конока; заметив мальчика. — Идти на кухню за супом…

При этих словах человек, лежавший словно мертвый, приоткрыл один глаз и выдохнул:

— Мне бы уж лучше глоточек вина!

— Вино? — вытаращил глаза индеец. — Не легко найти! Может быть, сидр?

— Я так и думал! — вздохнул человек. — Не умеют жить в этой дрянной стране! Может, тогда водки, приятель?

— Он хочет сказать «огненной воды», — перевел Гийом, гордясь своими познаниями, которые он почерпнул во время прогулок в порту.

Конока бессильно развел руками:

— Не знать где найти!

— Я попробую! — заверил Гийом, решив завоевать симпатию солдата, поскольку у него внезапно возникла одна идея. Ты пойдешь за супом, а я постараюсь что-нибудь сделать…

Схватив кружку с водой, которую монахиня поставила около раненого, он дал ему напиться, чтобы, чего доброго, не опоздать, затем, забрав кружку, осторожно пошел через часовню по направлению к ризнице. Госпиталь он знал как свои пять пальцев, прекрасно знал он и то, в каком шкафу монахини хранили вино для причастия: чтобы доставить удовольствие матери, ему приходилось несколько раз быть служкой. Да и с Франсуа Ньелем они довольно часто пели в часовне коллежа.