Читать книгу "Старая сказка - Кейт Форсайт"

— Хотя его отец был волшебником, принц Пан-Пан не озаботился тем, чтобы овладеть его магическим мастерством, а просто плыл по жизни на волнах своей красоты и очарования. Но однажды Купидон возжелал укротить его капризное сердце и сделал так, что он повстречал принцессу Лантину. — Я почувствовала, как молодой человек впился взглядом в мое лицо, и отвернулась, чтобы унять жар зардевшихся щек, к которым прилила кровь, и успокоить бешено бьющееся сердце.

— Увидеть ее и полюбить — значило одно и то же. Как же забилось сердце Пан-Пана! Душа его горела, все его существо переполнял свет. Он понял, что полюбил принцессу, пылко и искренне, и что отныне будет любить ее до конца своих дней. Но это не единственное проявление Силы Любви. И в то же самое мгновение и Лантину поразила стрела любви…

Я продолжала рассказ, описывая трудности и препятствия на пути влюбленных, которые им предстояло преодолеть. Наконец Пан-Пану удалось спасти принцессу и жениться на ней, хотя оба понимали, что пламя любви может не только согреть, но и обжечь. Я присела в шутливом реверансе, показывая, что закончила, и аудитория разразилась аплодисментами.

— Превосходно, — воскликнула Анна-Мария-Луиза. — Ах, как бы мне хотелось жить в одной из ваших сказок, мадемуазель!

— Очень трогательно, — заметила Атенаис, перебирая локоны, лежавшие у нее на груди. — Я непременно попрошу вас записать эту историю для меня, дабы я могла прочесть ее королю.

— Разумеется, — с улыбкой отозвалась я, хотя и знала, что интерес короля к ней угас, и Атенаис более не является его maitresse en titre. Тем не менее он по-прежнему почти каждый день навещал ее. Но если Атенаис действительно прочтет ему одну из моих историй, и та понравится королю, быть может, Его Величество соблаговолит назначить мне пансион, как и прочим писателям при дворе. При мысли об этом душа моя затрепетала.

— Еще одну историю! — захлопала в ладоши мадам де Скюдери. — Кто рискнет превзойти мадемуазель де ля Форс?

На вызов быстро откликнулся какой-то молоденький поэт и принялся декламировать длинную поэму под названием «Посвящение жемчужине, дрожащей в ее ушке». Потягивая вино, я критически прислушивалась к его опусу. Поэма была недурна, но он терял очки, читая ее с листа. Смысл развлечения состоял в том, чтобы наугад назвать тему и развить ее экспромтом, проявив при этом максимум изобретательности и утонченности. Впрочем, это вовсе не означает, что я не тратила целые дни, заблаговременно готовя и оттачивая свои истории, после чего учила их наизусть, дабы впоследствии с уверенностью жонглировать ими по своему усмотрению, вкладывая в них пикантные двусмысленности и недомолвки.

Молодой человек в бордовом бархате по-прежнему с обожанием глазел на меня. Хотя я понимала, что никогда не стану признанной красавицей при дворе Короля-Солнце, тем не менее я научилась мастерски пользоваться тем, чем наделила меня природа. Я не могла сделать свой рот маленьким, поэтому я красила губы кармином, а в левом уголке приклеивала мушку — она называлась la baiseuse.[40]Я подкладывала материю в корсет, чтобы он казался объемнее, и выщипывала брови, так что их высокие полукружья придавали моему лицу выражение презрительной надменности. При любом удобном случае я надевала костюм для верховой езды, потому что знала: он идет мне, а когда это не представлялось возможным, то выбирала платья ярких и сочных золотистых, малиновых и изумрудно-зеленых оттенков, в отличие от кружевных платьев, которые предпочитала Атенаис. Я старалась носить самые высокие каблуки, какие только дозволялось носить при дворе, и которые лишь немногим уступали по высоте тем, что носил сам король. Моя коллекция вееров приобрела широкую известность, и я старалась не пользовалась одним и тем же веером два сезона подряд. Сегодня я предпочла веер из слоновой кости и золотистого шелка, разрисованного танцующими фигурками. Я сложила его и кончиком легонько коснулась лица под правым глазом, а потом взглянула на приятного молодого человека, дабы убедиться, смотрит ли он еще на меня. Он смотрел. Через несколько мгновений он оказался рядом и склонился над моею рукой.

— Я восхищен вашим рассказом, мадемуазель.

— В самом деле? — Я соблаговолила окинуть его взглядом. Он был молод, ему едва перевалило за двадцать, с гладкой оливкой кожей и энергичной линией подбородка. Глаза у него оказались черными, как и у меня, выдавая в нем уроженца знойного юга. Камзол его пошил хороший портной, а длинный завитый парик и пена кружев на воротнике и обшлагах означали, что он не стеснен в средствах. Каблуки у него были почти такими же высокими, как и у меня; словом, он несомненно был благородным дворянином.

— Да. Вы очень находчивы. Как вам удается экспромтом придумывать столь замечательные истории?

Я небрежно повела плечами. — Это же проще простого. А вы так не умеете?

— Боюсь, что нет. Зато у меня есть другие таланты. — Он говорил негромко, хрипловатым голосом, склонившись ко мне так низко, что я ощущала на щеке его горячее дыхание.

Я развернула веер и принялась лениво обмахиваться, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — ответила я и отвернулась, словно высматривая более интересную компанию в душной и переполненной комнате.

— Например, танцы. — Он схватил меня за руку. — Вы любите танцевать?

— Люблю, — ответила я и невольно улыбнулась.

— В соседнем зале сейчас танцуют. Идемте?

— Как вам будет угодно, — сказала я, но он уже увлек меня за собой сквозь толпу, крепко и уверенно держа за руку.

Я попыталась убрать с лица улыбку, но у меня ничего не вышло. Его энтузиазм был заразителен, хотя сам он и казался мне совсем еще мальчишкой.

В следующее мгновение его рука легла на мою талию, и он повел меня под мелодию гавота. Он улыбнулся мне, и я почувствовала, как сердце замерло в груди. Я отвернулась, стараясь не сбиться с ритма.

— Мне нравится ваше платье, — заявил он. — В нем вы похожи на горящую свечу.

— О, вы очень добры, благородный господин, — насмешливо отозвалась я. — Мне тоже нравится ваш камзол. Обожаю мужчин в бархате. — Я погладила ладонью его рукав и была приятно удивлена, обнаружив под тканью твердые бугры мускулов.

— А мне нравятся женщины, которые смотрят мне в глаза, — парировал он и закружил меня так быстро, что, совершив оборот, я прижалась к нему всем телом.

Подняв глаза, я увидела, что он улыбается мне. Он был на несколько дюймов выше меня, что, должна признать, пришлось мне по душе. Для женщины я была высокой. Сестра вечно дразнила меня «каланчой» и спрашивала, не холодно ли мне там, наверху. Все-таки приятно для разнообразия не смотреть на мужчину сверху вниз.

— Во всех смыслах этого слова, — добавил он.

Я приподняла бровь.

— Ростом вы меня превосходите, но разве не вы сами только что признались, что не можете соперничать со мною в находчивости и остроумии?