Читать книгу "Черные волки, или Важняк под прицелом - Фридрих Незнанский"

— Потерял? — сдвинул брови Щеткин.

— Там было полно народу. Скинхеды, футбольные болельщики. Все пьяные. Я вел себя спокойно, но небольшого конфликта избежать не удалось.

Оперативник поднял руку и потрогал синяк под глазом.

— Ясно, — сказал Щеткин. — А пока ты улаживал конфликт, парень скрылся.

— Я ничего не мог сделать, — виновато ответил оперативник.

— Гм… — Майор Щеткин задумчиво потер пальцами подбородок и глянул на Плетнева. — Ты что обо всем этом думаешь, Антон?

Плетнев пожал плечами:

— Не знаю. Но памперсами тут не пахнет, это точно.

— Да уж, тут запашок потяжелей. Сердцем чую, что-то тут не так.

* * *

Майор Щеткин выглядел бодрым и энергичным. Он прохаживался по кабинету, нетерпеливо потирая руки, и ждал, когда же Турецкий соизволит перейти к делу.

Турецкий, однако, с этим не спешил. Вчера он слишком много «принял на грудь» и сейчас чувствовал себя омерзительно. Он смутно припоминал, что наговорил вчера жене много лишнего. Жаловался на жизнь, ныл и нудил, как законченный инвалид или спившийся старикашка. Стоило Турецкому подумать об этом, и на душе у него делалось еще хреновее.

— Слушай, — обратился он к неугомонному Щеткину, — ты можешь не ходить туда-сюда? Меня уже от тебя мутит.

— Да ради бога, — пожал плечами Щеткин и сел на стул.

— Благодарю. Во сколько же ты встал, трудоголик? — поинтересовался Турецкий, поморщиваясь от боли и потирая виски пальцами.

— В шесть утра, — ответил Щеткин.

— Бессонница, что ли?

— Почему? Нет. Я всегда так встаю.

— Ты не трудоголик, майор. Ты извращенец.

— В общем, дело обстоит следующим образом… — не обращая внимания на этот выпад, начал было Щеткин. Однако Турецкий его остановил.

— Обожди секунду, — попросил Александр Борисович, усаживаясь на диван и снова потирая виски пальцами. — Дай прийти в себя…

Н-да, что ни говори, а диван в агентстве «Глория» был знатный. Даром что антиквариат. На вид строгий и жесткий, но на самом деле чрезвычайно комфортный и уютный. Умели мастера делать мебель в девятнадцатом веке.

Расположившись на диване, Турецкий щелкнул пальцами и развязно произнес:

— Так, ребятки, а теперь сделайте-ка старику кофе. Старому сыщику нужно хорошенько прочистить мозги. Ну, или то, что от них осталось.

«Ребятки» — это, надо полагать, относилось к Антону Плетневу, поскольку Петр Щеткин был ровесником Турецкого, хотя и сильно уступал ему в звании.

— Ну, — повернулся Щеткин к Антону, — чего стоишь? Тебе генерал велел. Что надо сказать?

— Да, Антоша, что надо сказать? — с напускной строгостью поинтересовался Турецкий.

Плетнев поднес руку к виску и вяло проговорил:

— Будет исполнено, ваше превосходительство.

— Вот так-то лучше, — кивнул Александр Борисович.

Плетнев, сам невыспавшийся и похмельный, поплелся к кухонному столику варить кофе.

Пока он возился с электрочайником, Турецкий и Щеткин закурили.

— Ну, как ты после вчерашнего? — поинтересовался у Турецкого майор.

— Так же, как и ты, — ответил Александр Борисович.

Щеткин посмотрел на его опухшее лицо и усмехнулся:

— Сомневаюсь.

Турецкий, однако, не был расположен иронизировать на эту тему.

— Итак, к делу, — сухо сказал он. — Ты сказал, что пробил фирмы, занимающиеся памперсами. Что удалось узнать?

— Фирм, как ни удивительно, целых две, — доложил Щеткин.

— И естественно, нигде фамилия Вертайло не фигурирует? — поинтересовался Александр Борисович.

— Угадал, — кивнул майор. — Даже если он и держит бизнес, то через подставное лицо. Кстати, одна фирмочка интересная — крохотная, на окраине Москвы, рекламы не дает, продает и покупает памперсы… Секретарша — древняя старушка… И склад рядом.

— Это, по-моему, то, что надо, — сказал Турецкий. — Надо срочно взять Вертайло в разработку.

— Я тоже так подумал. И уже связался с ребятами из Твери, они будут вести Вертайло до Москвы. Здесь его перехватим уже мы.

— Смотрите не потеряйте, — усмехнулся Александр Борисович. — Вертайло — воробей стреляный.

Щеткин дернул щекой:

— Обижаешь, Саня.

— Кушать подано, товарищ генерал! — сказал Антон Плетнев и поставил на стол две чашки кофе.

— Вот спасибо! — Турецкий пододвинул к себе чашку. Попробовал кофе, почмокал губами, поморщился. — До чего ненавижу растворимый кофе. Но хоть такой…

— Не могу понять, какие у Вертайло были мотивы убить генерала, — сказал Плетнев, задумчиво шевеля бровями. — Он ведь свое отсидел. Зачем ему связываться с генералом снова?

— Не торопись с выводами, — сказал ему Александр Борисович. — Это версия, и мы работаем над ней… А пока сиди и жди гостя.

7

За столом, сколоченным из грязных досок, на задворках Петровско-Разумовского парка, сидели четверо. Одним из них был Антон Боровой — худощавый молодой человек лет двадцати пяти с суровым смуглым лицом и глубоко посаженными, недобро поблескивающими из-под выпуклых надбровных дуг темными глазами.

По правую руку от Борового восседал пухлый, широкоплечий парень с добродушным, румяным лицом, Павел Ангелин или, как звали его члены бригады, Апостол.

По другую сторону стола сидели Штырь и Мельник, тоже члены бригады, но рангом поменьше. Эти были руководителями двух боевых групп. Штырь был тощий и угреватый, как подросток, хотя ему уже минуло двадцать два. Движения его были спокойными и полными достоинства. Мельник, напротив, был суетлив и подвижен, как мышь-полевка. Маленькое лицо с вылезающими из-под верхней губы зубами подчеркивало его сходство с амбарным грызуном.

Штырь и Мельник были ужасно заинтригованы. Дело в том, что Антон Боровой запрещал членам бригады собираться вместе более чем по два человека сразу. Объяснялось это необходимостью строжайшей конспирации.

Поначалу члены бригады не понимали, зачем нужны такие строгие меры. Но со временем Боровой сумел убедить их. У Антона Борового был удивительный дар убеждения. И сегодня он собирался использовать этот дар по максимуму.

Пока же Штырь и Мельник были удивлены и ждали объяснений. От них прямо-таки исходили флюиды изумления.

* * *

Антон Боровой повернулся к Павлу Ангелину и сказал:

— Апостол, кто начнет — ты или я?

— Говори ты, — ответил, пряча улыбку в румяные щеки, Апостол.

Боровой повернулся к Штырю и Мельнику. Лицо его стало сосредоточенным и даже немного торжественным.