Читать книгу "Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга - Павел Рудич"

Anamnesis vitae

К нам привезли артиста румынской эстрады. Артист был без сознания. Травму мозга мы исключили и заподозрили отравление. Вышли на ресторан «Юбилейный»: там могли накормить румынов тухлятиной. Рестораторы свою вину отрицали, аргументируя тем, что, кроме артиста, никто не отравился.

Пока искали отраву, румыну делалось все хуже. И вот на третий день к врачам обратился администратор румынской группы. Он, собственно, хотел уточнить, как будут транспортировать его подопечного на родину, когда тот умрет. Описывая жизнелюбие будущего покойника, администратор, между прочим, рассказал, что незадолго до госпитализации артист провел ночь с местной девицей и подцепил специфических вшей. Долго не думая, бедолага сбрил все волосы на теле и распылил на себя два баллончика «Дихлофоса».

Типичное (задним числом!) отравление фосфорорганическими соединениями! Как говаривал некий датский принц: «Вот и ответ!»

Мы применили взятые у военных врачей антидоты к этой фосфорной пакости, и больной поправился. Ресторан «Юбилейный» был реабилитирован.

Сволочи

Встречаю в коридоре нашей больнице О. В. – доктора-гинеколога. Лет пятнадцать вместе работаем. Бледная как полотно. Отчетливо ее пошатывает.

– Что с тобой?

– Кровотечение из язвы желудка. Крови, наверное, много потеряла.

– ????!!!!

– Да вот… Вчера вечером спать легла – не уснуть: сердце частит и грохочет где-то в горле; страх, пот холодный. Вырвало. Все как в «букваре» – «кофейная гуща», «печеночные сгустки». Знаю, что у меня язва желудка. Значит – кровотечение. Муж отвез меня в нашу больницу. Дежурил Сергей. Знаешь его? Такой двухметровый баскетболист… Посмотрел, пульс пощупал: «Ерунда! Давай лучше в шахматы сыграем». Сыграли пару партий. Вроде в самом деле – ничего. Муж отвез домой. Там – опять черная рвота и совсем плохо стало.

Муж повторно отвез в нашу больницу. Баскетболист говорит: «Ну раз ты так боишься, ложись в „люкс“, я к тебе заходить буду». Положил в одноместную палату. Через час зашел: «Чего не спишь?!» Распорядился, и мне внутривенно вкатили два куба реланиума. Утром проснулась – еле встала. До своего отделения, веришь ли, с трудом доплелась.

– И что, ни анализов, ни гастроскопии и историю не завели? Они что, убить тебя хотели? Ложись-ка в кабинет, я сюда хирургов вызову, закажу ФГДС[11], капельницу пока поставим.

Отказалась:

– Неудобно. Пойду к себе. Скажу заву.

Предложил каталку, кресло – обида: «Что это я буду перед больными фигурять?!» Проводил ее до гинекологии. Обругал ее зава. Тот: «Да мы… да сейчас срочно… кто бы мог подумать…» Стал куда-то звонить.

Через два часа позвонил в гинекологию:

– Как там О. В.?

– Ее в операционную вызвали. Что-то там осложнилось у зава при удалении матки.

Хрен знает что такое! Человек того гляди – умрет, а его работать заставляют!

Звоню главному. Тот:

– Не может быть! Сейчас я им покажу кузькину мать!

Кто кому что поручил, перепоручил, не внушил, не донес, но только утром я узнал, что О. В. ночью из дома увезла «скорая помощь» в дежурную больницу. Там сделали гастроскопию, остановили кровотечение, восполнили кровопотерю.

Далее ей займутся гастроэнтерологи. Мы, с высоты авторитета нашей больницы, эту дежурную больницу всегда третировали и не уважали. Сволочи мы.

Anamnesis vitae

Молодые муж и жена собирали грибы. Жена шутливо хлопнула мужа полиэтиленовым пакетом чуть ниже спины. В пакете оказался острый «грибной» нож. На крохотную ранку муж внимания не обратил и через два дня с газовой гангреной оказался в реанимации нашей больницы. Спасти его не удалось.

Недотыкомка

I

Каждое утро заведующий реанимацией звонит главному врачу нашей больнице или начмеду:

– Нам из-за нейрохирургов нормальных людей оживлять уже негде! Они завалили нас больными на голову по самое не балуй и все лечат их и лечат! На десяти из шестнадцати наших коек – лежат нейрохирургические больные! Прооперированных больных из других отделений – класть некуда!

Начмед хватает свою гелиевую авторучку с красным стержнем и, путаясь в юбке (начмед у нас – женщина), поспешает в реанимацию. Если не успею спастись в операционной – в реанимацию для ответа призывают и меня. Завидев меня Ольга (начмеда у нас Ольгой зовут) начинает орать, краснеть и энергично трясти историей болезни во всем виновного больного. Плохо подклеенные бланки анализов и информированных согласий разлетаются, как осенние листья, по реанимационному залу.

– П. К.! Что за дела? До операции вот этот ваш больной в сознании был, сам дышал и гемодинамика у него устойчивая была. А после операции – в коме, сам не дышит и давление держит только на допмине! Это как называется?! Реанимационную койку зря занимает! Вы уж определитесь! Туда его (машет историей в сторону потолка) или в свое отделение забирайте!

Кто ж его знает, «что за дела»?! Может, заболел чем…

Вслух объясняю:

– У больного – перелом второго шейного позвонка с повреждением спинного мозга. Рядом, чуть выше – ствол головного мозга. Отек шейного отдела спинного мозга, имевшийся после травмы, усугубился травмой операционной и распространился на ствол головного мозга. А там, в стволе, – дыхательный и сосудодвигательный центры, лимбическая система. Вот вам и кома с нарушением дыхания и низким давлением.

– Так, может быть, и не надо было оперировать?

– Как это «не оперировать»? – удивляюсь я. Хотя те, кто меня не любит, скажут: «Конечно, не надо было! Руки чешутся у этого П. К. и всегда впереди головы идут!»

Те же, с кем я дружен, за меня заступятся: «Тут, к бабке не ходи, – оперировать надо было. Сто процентов!»

И только люди умные и битые жизнью скажут, закуривая и сплевывая крошки «Беломорканала»: «А хрен его знает – „надо – не надо“! Оно всяко-разно бывает… Больной-то что? Не умер еще?»

Нет, почти не умер. Но без сознания и индифферентен поэтому к истерике начмеда и инсинуациям завреанимацией.

Аппарат искусственной вентиляции лёгких, чавкая, вдувает в него воздух, не давая бессмертной душе покинуть то, что осталось от Евгения Петровича Попова. Из дыхательной трубки отчетливо попахивает гнильцой. В вены Петровича льется всякая химическая дрянь. Подсыхают роговицы бессмысленно открытых, немигающих глаз. Периодически медсестра накрывает глаза больного влажными салфетками и тут же случайно смахивает их во время различных манипуляций.