Читать книгу "Снег - Орхан Памук"

В пламени спички, зажженной его старинным приятелем, Ка увидел призрачные силуэты предметов в областном отделении партии, старый журнальный столик, газовую печку. Он встал, подошел к окну и стал с восторгом смотреть на падающий снег.

Снег шел очень медленно, большими восхитительными снежинками. В том, как медленно и обильно он сыпал, в его белизне, столь явной в неясном голубоватом свете, непонятно откуда исходившем, было что-то придающее покой и силу, было странное изящество, восхищавшее Ка. Он вспомнил снежные вечера своего детства в Стамбуле — когда-то от снега и сильного ветра тоже отключалось электричество, в доме слышались пугающие перешептьтания, заставлявшие сильнее колотиться детское сердце Ка, и восклицания "Сохрани, Аллах!", а Ка чувствовал счастье оттого, что у него есть семья. Он с грустью наблюдал за лошадью, запряженной в повозку, которая с трудом передвигалась под снегом. В темноте можно было заметить, как животное напряженно крутит головой вправо и влево.

— Мухтар, ты все еще ходишь к шейху?

— К глубокочтимому Саадеттину? — спросил Мухтар. — Иногда! А что?

— Что это тебе дает?

— Немного дружелюбия и, пусть хоть немного, сострадания. Он мудрый человек.

Но Ка почувствовал в голосе Мухтара не радость, а разочарование.

— В Германии я веду очень одинокую жизнь, — сказал он, упрямо продолжая разговор. — Когда по ночам я смотрю на крыши Франкфурта, то чувствую, что весь этот мир, моя жизнь — не напрасны. Мне слышатся некие голоса.

— Какие голоса?

— Возможно, это происходит потому, что я постарел и боюсь умереть, — ответил Ка, смутившись. — Если бы я был писателем, я бы написал о себе: "Снег напоминал Ка о Боге!" Но я не знаю, было бы это правдой. Безмолвие снега приближает меня к Богу.

— Религиозные люди, люди правых взглядов, мусульмане-консерваторы этой страны… — проговорил Мухтар, поспешно предаваясь обманчивой надежде, — после всех тех лет, когда я был атеистом и придерживался левых взглядов, оказали очень хорошее влияние на меня. Ты найдешь их. Я уверен, что и они окажутся тебе полезными.

— Действительно?

— К тому же эти набожные люди скромные, мягкие, понимающие. Они не начинают презирать людей, как те, кто европеизировался; они умеют понимать и чутко относиться к людям. Узнав тебя, они тебя любят и никогда не важничают.

Ка с самого начала знал, что в Турции верить в Аллаха означало в первую очередь вступить в общину, быть причастным к определенному кругу людей, а совсем не то, что человек в одиночку может столкнуться с самыми возвышенными мыслями, с великим Творцом, и то, что Мухтар говорил о пользе общины, не говоря ничего об Аллахе и о вере каждого человека в отдельности, создавало у Ка впечатление, что Мухтар разочарован. Он почувствовал, что за это презирает Мухтара. Но, глядя в окно, к которому он прислонился лбом, и повинуясь какому-то внутреннему чувству, он сказал Мухтару совсем другое:

— Мухтар, мне кажется, что, если я поверю в Бога, ты разочаруешься во мне и даже станешь меня презирать.

— Почему?

— Тебя пугает одинокий европейски настроенный человек, в одиночку верящий в Бога. Ты считаешь более надежным неверующего человека, но живущего в общине, нежели верующего человека, отдельную личность. Одинокий человек для тебя хуже и презреннее, чем неверующий.

— Я очень одинок, — сказал Мухтар.

Из-за того, что он смог сказать это так искренне и убедительно, у Ка появилось желание сделать ему больно и чувство жалости к нему. Сейчас он ощущал, что темнота в комнате создала у него самого и у Мухтара какое-то пьянящее чувство причастности к тайне.

— Я не собираюсь этого делать, но знаешь, почему тебя особенно испугало бы, если бы я стал набожным человеком, который пять раз совершает намаз? Ты сможешь ухватиться только за общину и религию, если такие, как я, мирские безбожники займутся делами государства и торговли. Человек в этой стране не может молиться со спокойной душой, не имея возможности быть уверенным в трудолюбии безбожника, который по праву, данному ему государством, будет вести торговлю с Западом, политику и дела вне религии.

— Но ты не тот человек, который занимается государством и торговлей и не верит в Бога. Я отведу тебя к глубокочтимому Саадеттину когда захочешь.

— Кажется, полиция приехала! — сказал Ка.

Оба безмолвно наблюдали сквозь замерзшие окна за двумя людьми в штатском, медленно, под снегом, вышедшими из полицейской машины, припарковавшейся внизу, у двери делового центра.

— Я хочу кое о чем тебя попросить, — сказал Мухтар. — Через какое-то время эти люди придут наверх, отвезут нас в управление. Тебя они не будут задерживать, запишут твои показания и отпустят. Ты вернешься в отель, а вечером хозяин отеля Тургут-бей позовет тебя на ужин, и ты пойдешь. Там, конечно же, будут и его любопытные дочери. Тогда, я прошу тебя, скажи Ипек вот что. Ты слушаешь меня? Скажи Ипек, что я опять хочу на ней жениться! Моя ошибка была в том, что я просил ее закрываться, одеваться так, как предписывает ислам. Скажи ей, что я больше не буду вести себя с ней как ограниченный, ревнивый провинциальный муж, что я раскаиваюсь и стыжусь того, что обижал ее, когда мы были женаты!

— Разве ты этого не говорил Ипек раньше?

— Я говорил, но не помогло. Может, она мне не верит, потому что я стал председателем областного отделения Партии благоденствия. Ты совсем другой человек, ты приехал из Стамбула, из Германии. Если ты ей об этом скажешь, она поверит.

— Разве ты не окажешься в затруднительном положении как председатель областного отделения Партии благоденствия, если твоя жена будет ходить незакрытая?

— Через четыре дня я с помощью Аллаха выиграю выборы и стану главой муниципалитета, — сказал Мухтар. — Но важнее этого то, чтобы ты рассказал Ипек о моем раскаянии. Тогда я, возможно, все еще буду задержан. Ты сделаешь это для меня, брат?

Ка несколько мгновений колебался.

— Сделаю, — проговорил он.

Мухтар обнял Ка и поцеловал его в обе щеки. Нечто среднее между состраданием и отвращением испытывал к Мухтару Ка и презирал самого себя за то, что он не такой искренний и простодушный, как Мухтар.

— Я очень прошу тебя, чтобы ты лично отдал Фахиру в Стамбуле это мое стихотворение, — сказал Мухтар. — Это стихотворение, о котором я рассказывал, "Лестница".

Когда Ка в темноте прятал стихотворение к себе в карман, вошли трое в штатском; двое держали большие фонари. Они были полны готовности и внимания, и по их виду было понятно, что они очень хорошо знали, чем занимались здесь Ка и Мухтар. Ка понял, что они из НРУ. И все же они спросили Ка, что он здесь делает, рассматривая его удостоверение личности. Ка сказал, что приехал из Стамбула, чтобы написать статью в газету «Джумхуриет» о выборах в муниципалитет и о женщинах, совершивших самоубийство.

— Вообще-то они совершают самоубийства именно потому, что вы пишете об этом в стамбульских газетах! — сказал один из сотрудников.