Читать книгу "Уход Толстого. Как это было - Виталий Борисович Ремизов"

Константиновны Чертковой Л. Н. Толстому

9 августа 1910 г. Телятинки

«Дорогой Лев Николаевич […] Моя любовь и доверие к вам, к вашей мудрой любви — так дороги мне, что мне страшно потерять хоть каплю из сердца моего, и потому я молю Бога, чтобы дал мне понять ваш образ действий и стараюсь, мучительно стараюсь понять, входя всем сердцем в ваше положение — и если еще не вполне уяснила себе всего, то не теряю надежды на это, а пока стараюсь восстановить в сердце своем доверие к вам и смирение перед обстоятельствами — спокойно и терпеливо ждать — как ждет Дима (муж Чертков. — В. Р.), наш добрый, дорогой батя, всегда надеясь на все лучшее, на то, что Бог с нами и за нас, в деле, где совесть чиста.

Я знаю, как ему горько не видеть вас и все же он удивительно переносит это тяжелое испытание. Ваша Галя» [42].

Л. Н. Толстой. Ясная Поляна. 16 августа 1905 г. Фотография Д. А. Олсуфьева

А. К. Черткова. Художник М. В. Нестеров. 1890. В письмах и дневниках Л. Н. Толстого — Галя

В. Г. Чертков с женой А. К. Чертковой (Галя)

Из дневника Софьи Андреевны Толстой

8 августа

«…Не спала опять ночь, все думала, что надо предложить Льву Никол-у опять видаться с Чертковым, и рано утром, когда он встал, я это ему и сказала. Он махнул рукой, сказал, что переговорит после, и ушел гулять. Ушла и я в 9-м часу, бродила по всей Ясной, по садам и лесам, упала прямо плашмя на грудь и живот, рассыпала грибы и, нарвав дубовых веток и травы, легла на них в изнеможении на лавке из березовых палочек и до тех пор плакала, пока задремала с какими-то фантастическими видениями во сне. Ветки были мокрые от дождя, и я вся промокла, но лежала в этой тишине, с соснами перед глазами, более часа. Всего я отсутствовала более 4-х часов из дома, без пищи, конечно.

Когда я вернулась, Лев Ник. меня позвал к себе и сказал (я так счастлива была уже тем, что услыхала его голос, обращенный ко мне): „Ты предлагаешь видеться с Чертковым, но я этого не хочу. Одно, чего я более всего желаю, — это прожить последнее время моей жизни как можно спокойнее. Если ты будешь тревожна, то и я не могу быть спокоен. Лучше всего мне бы уехать на недельку к Тане и нам расстаться, чтоб успокоиться“»[43].

12 августа

«Вечером Таня (дочь. — В. Р.) начала целый ряд тяжелых на меня обвинений, из которых почти все несправедливые, и я в них так и узнала подозрительность и ложь Саши, которая всячески старается меня оклеветать, со всеми поссорить и разлучить с отцом ее. Вот где настоящий крест. Иметь такую дочь хуже всяких Чертковых: ее не удалишь, а замуж никто не возьмет с ее ужасным характером. Я часто обхожу двором, чтобы с ней не встречаться, того и гляди или опять плюнет мне в лицо, или зло накинется на меня с ее отборно грубыми и лживыми речами. Сколько горя в старости! За что?»[44].

А. Л. Толстая. 10 декабря 1905 г. Тула. Фотография В. И. Вакуленко

Письмо Льва Николаевича Толстого В. Г. Черткову

12 августа 1910 г. Ясная Поляна

«Пишу на листочках, потому что пишу в лесу, на прогулке. И с вчерашнего вечера и с нынешнего утра думаю о вашемвчерашнем письме (большое письмо В. Г. Черткова от 11 августа 1910 г. о необходимости таинства завещания Толстого. — В. Р.). Два главные чувства вызвало во мне это ваше письмо: отвращение к тем проявлениям грубой корысти и бесчувственности, которые я или не видел, или видел и забыл; и огорчение> и раскаяние в том, что я сделал вам больно своим письмом, в котором выражал сожаление о сделанном. Вывод же, какой я сделал из письма, тот, что Павел Иванович (Бирюков. — В. Р.) был неправ, и также был неправ и я, согласившись с ним, и что я вполне одобряю вашу деятельность, но своей деятельностью все-таки недоволен: чувствую, что можно было поступить лучше, хотя я и не знаю как. Теперь же я не раскаиваюсь в том, что сделал, т. е. в том, что написал то завещание, которое написано, и могу быть только благодарен вам за то участие, которое вы приняли в этом деле.

Нынче скажу обо всем Тане, и это будет мне очень приятно.

Лев Толстой»[45].

Из письма Льва Николаевича Толстого В. Г. Черткову

14 августа 1910 г. Ясная Поляна

«Владимир Григорьевич,

прочел ваше длинное письмо (от 13–14 августа 1910 г. — В. Р.) и во всем согласен с вами, кроме того, что вы думаете и говорите о том стеснении своей свободы, в которое я будто бы себя поставил своим обещанием. Согласен, что обещания никому, а особенно человеку в таком положении, в каком она теперь, не следует давать, но связывает меня теперь никак не обещание (я и не считаю себя обязанным перед ней и своей совестью исполнить его), а связывает меня просто жалость, сострадание, как я это испытал особенно сильно нынче и о чем писал вам.

Положение ее очень тяжелое. Никто не может этого видеть и никто так сочувствовать ему. […]»[46].

Из дневника Софьи Андреевны Толстой

14 августа

«Тревога усилилась, с утра опять дрожанье сердца, прилив к голове. Мысль о разлуке с Льв. Ник. мне невыносима. Колебалась весь день, остаться в Ясной или ехать с Льв. Н. к Тане в Кочеты, и решила последнее. Наскоро уложилась»[47].

Из «Дневника для одного себя»

Льва Николаевича Толстого

14 августа 1910 г

Все хуже и хуже. Не спала ночь. Выскочила с утра: «С кем ты говоришь?» Потом рассказывала ужасное: половое раздражение. Страшно сказать. [Вымарано три слова.]

Ужасно, но, слава Богу, жалка, могу жалеть. Буду терпеть. Помоги, Бог. Всех измучила и больше всего себя. Едет с нами. Варю как будто выгоняет. Саша огорчена. Ложусь.

КОЧЕТЫ. В ГОСТЯХ У ДОЧЕРИ

Из «Дневника для одного себя» Льва Николаевича Толстого

15 августа 1910 г. Кочеты

Дорогой в Кочеты думал о том, как, если только опять начнутся эти тревоги и требования, я уеду с Сашей. Так и сказал. Так думал дорогой. Теперь не думаю этого. Приехали спокойно, но вечером я брал у Саши тетрадь, она увидала: «Что такое?» — Дневник. Саша списывает.

Л. Н.