Читать книгу "Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го - Алексей Петрович Лебедев"

бедствия вскоре постигли народ иудейский — за его козни против Спасителя нашего», другими словами: Евсевий хочет описать событие торжества христианства над иудейством. «Сверх того, продолжает Евсевий, сколько раз, как и когда именно слово Божие, т. е. христианство, боролось с язычниками, сколь многие по временам подвизались за него, проливая свою кровь» (ibid.), другими словами: в каких отношениях судьбы язычества стояли к христианству. Понимая подобным образом свою задачу, Евсевий тем ясно дает знать, что история его должна быть и есть история судеб человечества в отношении к христианству, или: есть в полном смысле история, потому что он хочет обнять свое дело в широких размерах, с глубоких основ. Словом, при таких условиях его история приобретает характер универсальности.

Для более наглядного доказательства, что христианство потому и возобладало и победило, что оно к этому было предназначено, Евсевий раскрывает мысль о том, что христианство стояло в известном сближении и соприкосновении с иудейством и даже язычеством, — то есть, что христианство действительно цель, к которой направлялись судьбы язычества и иудейства. Прежде чем начать повесть об истории христианства, он анализирует отношения, в каких христианство стоит к предшествующей истории иудейского и языческих народов и таким образом убедительнее доказывает мировое центральное положение христианства среди других исторических форм религиозного сознания. Эта точка зрения, бесспорно, составляет величайшее достоинство его, как историка христианства. Эта идея не есть, впрочем, собственность Евсевия, она встречается уже у апологетов и развита в общих чертах школой Александрийской, к какой принадлежал сам Евсевий. — Итак, в каком же отношении, по Евсевию, судьбы язычества стояли к христианству? Язычество, по Евсевию, не было лишено руководительства Божия, ведшего его к свету евангельскому. «Сначала жизнь древних людей, рассуждает Евсевий, была не такова, чтобы у них могло приняться все совершенное учение Христово, ибо уже в самом начале… они начали вести жизнь какую то звероподобную, чуждую жизни». Но и в этом случае Бог не оставлял их, по Евсевию, вне своего божественного смотрения. «Когда они повели себя таким образом, надзирающий над всеми Бог стал истреблять их потопами и пожарами, как дикий лес подсекал их беспрерывными моровыми язвами и прочим», — и это не без цели, — «действуя этими горчайшими наказаниями как бы на страшную и тягчайшую болезнь душ» (I, 2); то есть, по воззрению Евсевия, подобными наказаниями Бог хотел не другого чего достигнуть, как смирить и привести в раскаяние, как он выражается, звероподобного человека. Но домостроительство спасения на этой низшей степени не останавливается. «Наконец, данный Евреям закон, говорит он, делается известным повсюду и как благовоние какое распространяется между всеми людьми; из этого закона и многие другие народы посредством законодателей и философов научились более кроткому образу мыслей, переменив дикое и свирепое зверство на жизнь тихую». Тогда-то, по Евсевию, только и могло явиться всем людям, как бы приготовленным и оказавшимся способными к принятию истины — божественное и небесное Слово Божие — Христос (ibid.). Таким образом, по воззрению Евсевия, христианство было истинною целию, к которой так или иначе шло язычество. Еще более тесною связью Евсевий, как настоящий историк христианства, указывает между иудейством и христианством. Он раскрывает мысль, что Слово Божие, т. е. Сын Божий, открывалось в Ветхом Завет людям праведным и благочестивым, и таким образом доказывается у него неразрывная связь между иудейским и христианским боговедением. «Все, говорит Евсевий, прославившиеся праведною жизнью, как во время Моисея, и прежде него Авраам и его потомки, как и последующие праведники и пророки, созерцая Слово Божие чистыми умственными очами, познавали Его. Сам же Сын Божий становился учителем, чтобы сообщать всем (ветхозаветным) людям познание о Своем Отце; на это указывают, по Евсевию, богоявления Аврааму и другим лицам» (I, 2). Отсюда историк делает такой вывод: «кто всех этих мужей праведности, всех, начиная от Авраама… провозгласил бы христианами по делу, если не по имени, тот не удалился бы от истины (I, 4); и ничто не препятствует признать, говорить он, что у нас, Христовых последователей, и у древних боголюбивых патриархов одна и та же жизнь, один и тот же образ благочестия» (ibid).

В таких то воззрениях Евсевия на отношения христианства к язычеству и на связь христианства и иудейства выражается универсализм понимания им задачи своей, как историка христианства. Но и этим еще не ограничивает Евсевий раскрытие мирового положения христианства. В добавок, он хочет разъяснить превосходство христианства пред иудейством, хотя в том и другом благочестивыми одинаково познается один и тот же Христос. Без такого разграничения иудейства от христианства задача историка христианства еще не отличалась бы существенно от задачи историка иудейства; и потому, только доказав преимущество христианства пред иудейством и притом именно путем историческим, Евсевий мог считать себя установившим точку зрения, выяснившим свою задачу точнее и многостороннее. Для этого Евсевий, раскрыв мысль, что и в Ветхом Завете были христы (χριστούϛ), именно первосвященники, цари и пророки, отводит им низшее, подчиненное место в сравнении с Христом Спасителем. «Никто из них, говорит Евсевий, никогда не доставлял подчиненным имени христиан; никому из них не воздавалось божеских почестей; ни к кому из них по смерти не относились с таким расположением духа, чтобы быть в готовности и умереть за лицо чтимое; наконец, никто из них не производил такого великаго движения между всеми народами вселенной… Он, Христос Иисус, более называется Христом, чем все они (πάντων έ х είνων Хριστος μάλλον άνηγόρευται) и он, как единый и истинный Христос Божий, наполнил весь мир священным именем христиан, преподав последователям Его учения уже не знаки и символы, а самые чистые добродетели и жизнь небесную» (I,3). В таких чертах Евсевий рисует превосходство христианства пред сродным с ним иудейством. И вот только таким образом, т. е. указав действительные отношения христианства к язычеству, отношения, которые с первого раза кажутся не совсем видными, и определив отношения христианства и иудейства, в котором для иных могло показаться много общего с христианством, — Евсевий должным образом разъясняет мировое значение христианства, без чего самая история христианства была бы зданием, построенным без твердого фундамента.

И так, вот те достоинства и условия, которые с полною справедливостью доставляют Евсевию славу отца церковной истории.

Обращаемся к изучению основных воззрений Евсевия, как историка, насколько они выразились в его истории церкви; определим их научное достоинство и покажем, к каким результатам приводит Евсевия его воззрения. Точка отправления у Евсевия в его истории возвышенно-догматическая. Историю христианства он понимает, как историю благодетельных для человечества действий Божества, — Божества, Которое неусыпно блюдет над судьбой избранного народа христианского, покровительствует ему,