Читать книгу "Давным давно была... - Василий Колесов"

функционеров и агитаторов.

… 63 функционера, агитатора, агента НКГБ

…4 девушки за то, что отвинчивали болты креплений рельсов.

…18 лиц… в качестве политруков.

…21 душевнобольной.

…632 душевнобольных в Минске и 836 в Могилеве.

Проведенные за отчетный период ликвидации достигли уровня 37180 лиц.

В) Евреи.

В Гродне ликвидированы 165 еврейских террористов, в Чернигове — 19 евреев — коммунистов, в Березине — 8…

Неоднократно делался вывод, что еврейским женщинам особенно присуща привязанность к своему месту жительства. По этой причине пришлось расстрелять в Круглом 28 и в Могилеве 337 евреек.

В Борисове… 321 еврейский саботажник и 118 еврейских грабителя.

В Задрубце… расстреляно 272 еврея.

В Могилеве ликвидировано 113 евреев. Кроме того, 4 расстреляно за отказ работать и 2 за то, что не носили опознавательного знака.

… 222 за пропаганду.

… 996 за саботаж.

… 627 за участие в актах саботажа.

Ввиду огромнейшей опасности эпидемии была начата ликвидация евреев Витебска.

Речь идет примерно о 3000 евреев.

Г) Вражеская пропагандистская деятельность.

… является весьма активной. Большевистская пропаганда… ведется главным образом евреями.

Д) Захваченный материал.

Лишь в редких случаях удается получить важный и интересный материал…»

— Ну… что сказать… А вообще-то, тоже самое, что и у нас…

— Ганс! Да о нас ни слова в этом докладе! Но ничего, заговорят, — Вернер сделал многозначительную паузу и стал говорить тише, будто боялся, что их могут подслушивать. — И у нас будет поведена широкомасштабная карательная операция.

— Давно пора, а то эти свиньи совсем потеряли страх. Представляешь, позавчера, днем, несколько мальчишек забросали гранатами офицерское казино. Мы конечно же взяли заложников, причем только подростков. Один из террористов сдался…

— Что-нибудь сказал? Кто его послал?

— Почитай пункт Д) в докладе — не редкий случай — пока молчит… Жаль, что завтра требуют его передать Минским коллегам, можно было бы еще поработать… Как уберечься от этих пионеров?

— Ганс, но на этот счет есть же приказ…

Лернер закурил сигарету, не спеша пустил несколько колец дыма в потолок, что-то вспоминая:

— Тот что ли, в котором говорится, что «… всеми средствами следует препятствовать гражданским лицам двигаться по железнодорожным путям, пешком или в вагонах. Особенно нужно остерегаться мальчишек советской организации молодежи — «пионеров». Всякий кто будет обнаружен на полотне железной дороги, подлежит расстрелу на месте. Во всех случаях действовать беспощадно» … Но ведь эти пионеры не только на дорогах, они кругом! Надо стрелять в каждого мальчишку! По поводу пункта Д: — унтерштурмфюрер Амелунг применял к мальчишке все четыре степени устрашения….

— А наш, «горячо любимый партизанами», Вальдемар Амелунг лично пытался его разговорить? Ха-ха-ха! — прервал Ганса Лернера гебитскоммисар Барановичей. — Шеф СД Барановичей не смог разговорить мальчишку? У него же здоровенные мужики плачут и все рассказывают! Ах, да! Ха — ха-ха! Он же проходил стажировку в посольстве, в Москве, у него бзик на «кибальчишах»!

Снова Минск.

Сперва Максим думал, что он дурила, наивный беспросветный дурила. Потом думал, что идиот и кретин последней стадии… Потом перестал думать. Сил не было думать. Вот и сейчас он лежит в кузове крытого грузовика, на полу, со скованными наручниками руками. Просто лежит — это уже радость, что его не трогают.

«Зачем наручники надели на этого щуплого мальчишку? Встать — то сил не хватит…», — подумал, посмотрев на объект охраны, один из четырех солдат, тот, что сидел слева, ближе к кабине.

И все же Максим думал, анализировал, что произошло…

«Шеф СД Барановичей, унтерштурмфюрер Амелунг, лично присутствовал на допросах. Сперва немного побили, а потом играли в «злого и доброго следователя»: один орал и угрожал, второй уговаривал, думали, что мальчишка быстро все расскажет. А когда не рассказал, то вот дальше — понеслось…

Оказалось, что они не так уж и мало знают о подполье в Барановичах, это пугало, значит среди подпольщиков есть провокатор… Радовало, что немцы не знают про Валерия Дмитриевича, Деда, Лешку, Минск и еще нескольких явках, на которых он бывал с донесениями. И от него не узнали… Голова теперь гудит постоянно, левый глаз заплыл, левое ухо не слышит, из него шла кровь, тело — почти сплошной синяк, ребра болят, руки в плечевых суставах вывернуты. Хотел захлебнуться, когда топили в корыте с водой — не дали. Потом был полевой телефон и оголенные провода… тогда сорвал голос — даже кричать не мог.»

Из забытья Максима вывел удар сапога в бок, но он даже не шевельнулся. Его подхватили за руки 2 немца и куда-то поволокли, попытались поставить перед каким — то начальником, тот что-то недовольным голосом сказал, потом сняли наручники и бросили в камеру.

Очнулся Макс от того, что кто-то пытался его напоить. Открыл более — менее видящий правый глаз. Его поил из консервной банки какой-то парнишка, с когда — то разбитым в кровь лицом — немного зажившим.

— Где я?

— В Минске, в гестапо. Тебя вчера приволокли. Думали, что все, не очнешься. А ты — живучий. Звать тебя как?

— Максим…

— А меня Витька…

Загромыхала дверь камеры, Максим почувствовал, как многие сжались, захотели спрятаться, думали: «Только не меня…»

— Эй, Кучерявый, твоя очередь! На выход! А то отъелся, без допросов, на немецких харчах! — хохотнул полицай — тюремщик. Рядом с ним маячило еще два «шкафа».

Мальчишка, что поил Максима, тяжело вздохнул, поставил банку с водой, поднялся, осмотрел камеру:

— Прощайте!

— Рано прощаешься, — снова хохотнул полицай, одним разом не отделаешься. Хотя, если вспомнишь, кто взорвал паровозы в Гомельском депо, может и поживешь еще.

Из забытья Максима вывело то, что рядом с ним, на прелую солому, положили того парнишку.

— Пить… — попросил парнишка.

Непонятно как, через боль, но Максим поднялся, напоил парнишку. То, что он стал ухаживать за Витькой, придавало ему сил. Молодой организм брал свое. Максима на допросы почему-то не водили, он постепенно восстанавливался, несмотря на голод. Витьку еще 3 раза вызывали на допросы, с них приносили и бросали в камеру. После последнего, на пятый день всех вывели во двор. Зима заканчивалась, но снег еще лежал.

— Все Максимка, отмучались. — Витька щурился от яркого, после полумрака камеры, света.

— Не отмучались, ты еще побегаешь. Слушай меня. Сейчас нас поведут на расстрел, но ты — выживешь… Не перебивай! Слушай! Постарайся попасть под расстрел одним из последних. Просто постарайся и у тебя получится, я в тебя верю. Когда приставят пистолет к затылку просто резко наклони голову вправо и посмотри в верх.

— Ты что…

— Просто делай. Что я сказал. Просто делай!

Когда арестованных привели к месту казни,