Читать книгу "Диктаторы обмана: новое лицо тирании в XXI веке - Сергей Маратович Гуриев"

Гвинее, а Хиссен Хабре – около 40 000 в Чаде25.

Если власти не убивали диссидентов, то сажали их за решетку. Во всех несвободных странах диктаторы отправляли реальных и предполагаемых оппозиционеров в тюрьмы, трудовые колонии, концентрационные лагеря и психиатрические больницы. Мировая сеть насилия простиралась от советского «архипелага ГУЛАГ» до латиноамериканских «штрафных островов». Практически везде политических заключенных пытали.

Не все диктаторы были одинаково свирепы. В каждом периоде было, по крайней мере, несколько автократов, обходившихся малым количеством убийств; мы представим эти данные ниже. Впрочем, даже у тех, кто экономил на палачах, тысячи несогласных часто сидели за решеткой. Бывший президент Египта Нассер казнил всего нескольких членов организации «Братья-мусульмане», но его тайная полиция во время облав разом задерживала по 20 000 недовольных26. В Аргентине при популисте Хуане Пероне убито было всего несколько представителей оппозиции, но в тюрьмы попали более 14 000 человек27. Относительно мягкими считаются некоторые европейские диктатуры первой трети XX века. Польский маршал Юзеф Пилсудский и венгерский адмирал Миклош Хорти сохранили элементы демократического фасада и – по меньшей мере, в сравнении с тем, что происходило позже, – отличались сдержанностью. Впрочем, Пилсудский в 1930-м арестовал 5 000 своих оппонентов и создал «один из первых современных концлагерей для политзаключенных»28. В ходе «белого террора» 1919 года, который привел Хорти к власти, было произведено «несколько тысяч казней и десятки тысяч арестов». Бывший глава охраны Хорти коллекционировал уши убитых коммунистов29.

Жестокие репрессии были главным инструментом диктаторов прошлого века. Но не единственным. Одни диктаторы набирали популярность в антиколониальной борьбе или в войнах. Другие – как мексиканская Институционно-революционная партия (ИРП) – добивались поддержки благодаря экономическому развитию и раздаче должностей и денег. В Африке верхушка кооптировала последователей, обычно в собственных этнических группах, за счет избирательного распределения привилегий30. Но даже в таких случаях страх и насилие были разлиты в воздухе. Мексиканский режим при каждом удобном случае расправлялся со студентами, крестьянами и членами профсоюзного движения31. Хозяева страны карали и миловали по своему усмотрению.

Поражало не только само насилие, но и то, как власти преподносили его народу. Почти всегда убийства, пытки и тюремные заключения намеренно афишировались. Гордясь своими кровавыми свершениями, диктаторы XX века обязательно информировали о них своих граждан. Тем самым они воспроизводили модель наказания, которая вышла из употребления на Западе с окончанием XIX века. В Европе Средневековья и раннего Нового времени за любые преступления, от самых мелких до цареубийства, полагались изуверские наказания. Подозреваемых колесовали и вздергивали на дыбе, сжигали на костре, вешали, топили и четвертовали – а то и все сразу. На казни и пытки, как на представления, стекалась публика, зрители аплодировали. Весь смысл выставления к позорному столбу в том, что в наказании принимает участие уличная толпа. Тех, кто выживал, клеймили. Клеймо на лбу, отрезанные носы или уши сообщали о совершенном преступлении.

Мишель Фуко описал революцию, которая произошла в философии и практике уголовной системы между 1760-м и 1840 годом. Умышленное причинение боли сменилось «гуманным» и неприлюдным наказанием, иногда даже с намерением поставить преступника на путь исправления32. Исчезли публичные казни, пытки вышли из моды, изменилось отношение к тюремному заключению: оно стало восприниматься не только как расплата за содеянное, но и как инструмент перевоспитания. Не до конца ясно, что вызвало эти изменения; предположительно, ключевую роль в этом процессе играли ценности эпохи Просвещения33. Более спорный тезис Фуко заключается в том, что замена телесных наказаний менее зрелищными санкциями способствовала распространению этих механизмов регулирования и на другие общественные отношения.

Диктаторы XX века обратили это движение вспять. Они отбросили всякую либеральную брезгливость и без колебаний взяли на вооружение насилие. Они научились причинять страдания и сеять страх с помощью новых технологий массового производства, транспорта, вооружений и связи. При них политические репрессии снова стали публичными с обязательным участием в них лояльных граждан.

Многие автократы превратили убийство в массовое зрелище. По приказу Ким Чен Ира расстрельная команда привела в исполнение смертный приговор в отношении одного директора завода на спортивном стадионе в присутствии 150 000 человек34. Сообщалось, что Масиас Нгема расправился со своими 150 врагами на футбольном стадионе в столице Экваториальной Гвинеи под звучавшую из усилителей песню «Those Were The Days» (англоязычная версия русского романса «Дорогой длинною»). Президент Судана Джафар Нимейри повесил своего главного политического соперника на глазах тысячи очевидцев35.

Отдельные диктаторы совсем не избегали публичности в репрессиях – более того, они явно наслаждались ей. Испанский генерал Франко изобрел специальный приговор для тех, о чьей смерти он хотел известить весь мир: garrote y prensa (гаррота и пресса, казнь через удушение гарротой с освещением в прессе)36. А рядом с одним из мест казни были организованы киоски с кофе и чуррос, чтобы зрители могли освежиться во время представления37. Многие диктаторы бравировали своей жестокостью. «Они считают меня необразованным, варваром, – неистовствовал Гитлер после поджога Рейхстага. – Да, мы варвары! Мы хотим быть такими!»38 Президент Малави Хастингс Банда публично рассказывал о том, как его враги стали «кормом для крокодилов»39. Парламенту он хвастался новой тюрьмой, которую построил для оппозиции в Дзалеке: «Они там все у меня сгниют»40. Ливийский генерал Муаммар Каддафи смеялся над правителями, старавшимися скрыть причастность к покушению на жизнь своих политических противников, инсценируя автокатастрофы или подсыпая им отраву. Если он кого-то казнил, то обязательно делал это «под камеры»41.

Если казнь проходила без зрителей, для наглядной агитации использовались трупы. Рафаэль Трухильо в бытность президентом Доминиканской Республики как-то усадил труп одного из повстанцев в кресло и катал его по провинции, из которой тот был родом. А крестьян заставляли танцевать вокруг мертвеца42. Король Йемена Ахмед бин Яхья приказал «для острастки развешивать головы казненных предателей на деревьях»43. Многие другие автократы – от Папы Дока Дювалье до Фердинанда Маркоса – выставляли напоказ изувеченные тела противников режима. При Менгисту фотографии жертв его пыток транслировались по телевидению.

Среди латиноамериканских диктаторов экспонирование трупов превратилось в мрачную традицию. В правление Батисты на Кубе «сотни искалеченных тел висели на фонарных столбах или валялись на улицах»44. В начале 1980-х в гватемальской газете «Prensa Libre» регулярно публиковались «отчеты о трупах» с подробным описанием ран для тех, кто по каким-то причинам не смог увидеть их своими глазами. По увечьям читатели