Читать книгу "Человек с бриллиантовой рукой. К 100-летию Леонида Гайдая - Коллектив авторов"

двух месяцев с тех пор, как Главк вернул короткометражку на «Мосфильм» с теми же обвинениями в антисоветчине и отсутствии вкуса, что годом раньше предъявил литературному сценарию. Ленту снова сокращали, переозвучивали, обезвреживали. После очередного просмотра члены худсовета даже не остались на обсуждение. Удручающую картину довершает реплика Ромма, который превентивно занял позицию воображаемого блюстителя и предложил вырезать из картины еще несколько потенциально опасных фраз.

Стенограмма заседания худсовета. 26.02.1957. Просмотр фильма «Жених с того света»

Фролов: Члены художественного совета ушли. Что будем делать? Обсуждать не с кем.

Ромм: У меня есть такое предложение: провести черновую перезапись этой картины, вырезать некоторые фразы, которые вызывают смущение. Я могу их перечислить:

1. Буду беспощадно понижать в должности либо посылать на учебу.

2. В обстановке небывалого творческого бума.

3. Обратно привезут – перевыполнение плана будет.

Эти три фразы приводят к тому, что опять возникают те же вопросы, что уже возникали. После этих изменений посмотреть картину членам Художественного совета и посоветоваться. Заставить Художественный совет посмотреть картину еще раз.

Карен: И попросить прийти всех, кто присутствовал на утверждении сценария.

Ромм: Просить обязательно быть Пырьева, который запускал этот сценарий, Юткевича, Арнштама, Габриловича,

Фролов: Давайте так и решим. А сегодня на этом закончим.

4. Четвертый документ – последний в деле литературного сценария, но относится к заключительной фазе движения фильма по инстанциям. Бумага без дат, подписей и прочих реквизитов – это проект представления фильма в Главк, подготовленный весной 1958 года. Если в стенограмме, приведенной выше, еще сохраняется сцена в домоуправлении (третья фраза из списка Ромма – это реплика домоуправа Зазубрина), то здесь вырезан весь эпизод. И не он один. В целом документ № 4 выглядит приговором и замыслу фильма, и мечтам об оттепельной комедии.

Киностудия представляет исправленный вариант. В декабре 1957 фильм «Жених с того света» обсуждался в Управлении по производству фильмов и в Министерстве культуры:

1. Создается впечатление о бюрократичности системы, т. к. бюрократ Петухов сталкивается с бюрократами в других учреждениях.

2. Пошлой и неинтересной выглядит сюжетная линия Нины Павловны, Фаины.

3. Неприятное впечатление составляет сцена вселения в квартиру Петухова другой семьи.

Студия согласилась с критическими замечаниями и провела резкое сокращение, перемонтаж и переозвучку фильма. Были исключены следующие эпизоды:

1. Петухов в домоуправлении.

2. Вселение в квартиру Петухова.

3. Сборы Нины Павловны и Фаины.

4. Нина Павловна и Фаина в ресторане.

5. Остальные эпизоды с Ниной Павловной сокращены до минимума.

6. Полностью исключена из фильма сюжетная линия Игната Ивановича[109].

7. В фильме остался один финал вместо трех в предыдущем варианте.

8. Написан новый дикторский текст.

9. Переозвучены многие реплики в фильме.

10. Кроме того, исключен целый ряд небольших эпизодов и сцен (цветочный магазин, тучники, бегающие по кругу, и т. д.).

На наш взгляд, исправления, сделанные в фильме «Жених с того света», полностью сняли претензии идейно-политического характера. Сейчас сюжет фильма сведен к анекдотической истории Петухова и Фикусова, запутавшихся в сетях собственного бюрократизма[110].

После этого, по версии Райзмана, Главк картину принял, а министр культуры Михайлов – главный недруг «Мертвого дела» – «усомнился и передал на обсуждение сюда (в Союз кинематографистов. – Г. О.). Главк, узнав это, запретил картину и прекратил тиражирование»[111]. Положительное заключение кинематографистов и кинокритиков позволило Художественному совету «Мосфильма» в тот же день «рекомендовать к выпуску» картину Гайдая[112]. Однако даже в окончательном решении фильм не переставали резать[113] – настоятельно рекомендовали переозвучить начальную сцену и сократить вывески[114].

Присутствие режиссера

В стенограммах заседаний худсовета «Мосфильма», посвященных обсуждению комедии Гайдая, встречаются развернутые реплики редактора картины, сценаристов (чаще Дыховичного, чем Слободского) и художественного руководителя мастерской. Но сам режиссер высказывается редко и скупо. Говорит, что давно «мечтал работать в этом жанре» и, хоть это его «первая самостоятельная работа», он «глубоко уверен, что картина получится». Считает сценарий полноценным. Рассматривает будущую картину как «большое произведение», а не короткометражку. Видит в своих героях типы и категорически не согласен с обвинениями Главка в «хихиканье». «Отметает политические ошибки, приписываемые картине», но считает, что могло бы получиться «лучше и смешнее». Резюмирует: «Сразу не попадешь в яблочко. Нужно делать больше таких фильмов». В этом разделе я буду ловить присутствие режиссера в деле фильма – где-то между буквой стенограммы, строкой киносценария, перспективой взыскания и экраном.

Грех визуального обобщения

Пожалуй, самая резкая гайдаевская ремарка прозвучала на финальном худсовете. Как и заключение этого заседания, она была посвящена вывескам:

Я никогда не считал для себя возможным делать, что угодно, тратить государственные деньги… но есть какие-то творческие вещи, от которых нельзя сразу отказаться. Мне очень нравится этот сценарий. И я не считаю, что я сделал ошибку, что взялся его ставить, – он единственный в Советском Союзе на эту тему и в этом жанре. Я не согласен, что нужно убрать вывески. Что это политически неверно. Я этого не понимаю. И не я один. Ромм тоже этого не понимает[115].

Речь шла о нелепых вывесках на здании, где располагалось КУКУ. В декабре 1956 года Гайдай говорил, что ему нравится сценарий, но решительно не нравится КУКУ – «учреждение, которого не существует». Режиссер предложил его «заземлить, чтобы это было реально»[116]. В первом режиссерском сценарии для «заземления» было создано насыщенное окружение из вывесок других учреждений метров эдак на пять:

Таблички, таблички, таблички… Они сверкают стеклом и золотом. Тесно прижавшись друг к другу, перед входом висят десятки вывесок с причудливо скомбинированными названиями трестов, объединений, союзов, управлений: «Гипропиво», «Чуив», «Нежилотдел», «Облпиявка», «Гумито»…[117]

Чертова дюжина табличек появляется в кадре под канцелярскую польку Арно Бабаджаняна – инфернальную акустическую буффонаду цирковых литавр, печатных машинок, арифмометров и телефонов. К названиям из киносценария добавляются Горупрместпром ЗАГОТЛЫКО, НИИГУГУ, ОБЛРЫБИЗДАТ и т. д. В финале вывески одна за другой исчезают вместе с учреждениями «и вовсе бесполезным», освобождая место для детского сада (в итоговой версии – для гостиницы «Чайка»). Все вместе должно было знаменовать победу жизни и здравого смысла над бюрократизмом, но произвело несколько иной эффект – растревожило киноначальство перспективой распространения визуального обобщения «на всю советскую систему».

Вывески неоднократно обсуждали и осуждали на худсоветах. В ноябре 1957 года за Гайдая с его табличками вступился