Читать книгу "Дороги и люди - Константин Багратович Серебряков"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда можно услышать: большой город разобщает людей, в пестром людском потоке человек теряется.
Ереван — большой, миллионный город. Но его улицы, площади, скверы не разобщают, а соединяют жителей. «Интерьеры города» (да простят мне архитекторы терминологическую вольность) отражают эстетические пристрастия ереванцев, вызывают общую радость, укрепляют чувство коллективности. И город сам — коллективное творение народа, вдохнувшего в него свою душу, свой гений. Пережив тяжкие, тревожные века, город спокойно, с верой в могущество труда смотрит в будущее. То, чем стал Ереван за шестьдесят лет, не сумели сделать двадцать семь веков.
В Ереване нередко можно услышать обращение на «ты» даже к незнакомым людям. И это «ты» произносится по-особому, на свой лад. Есть ведь разные «ты»: барственное, фамильярное, а то и просто хамское. Есть интимное «ты» любящих. Есть партийное «ты» единомышленников — строгое и братское. Есть крестьянское «ты» земляков-односельчан. Ереванское «ты» совершенно особое. В нем что-то от изначальной праисторической близости людей, отголосок долгой чреды бед и испытаний, объединивших весь народ в многовековой борьбе против поработителей. Оно и суровое, и сердечное, но без тени какого-то панибратства. И если тебя называют на «ты» — знай: это знак доверия, знак приобщения к большой и доброй семье. Не сердись!
...Изваянный из серебристо-синего базальта высокий человек склонился над чертежом. Это — памятник зодчему.
Именно таким, склоненным над столом, я вспомнил Александра Ивановича Таманяна.
В тридцатых годах мне, тогда юноше, довелось увидеть знаменитого архитектора в его тесной мастерской в Ереване. Твердо положив руки на стол, он стоял над чертежом строящегося по его проекту гранитного здания Народного дома, ныне Театра оперы и балета.
За окнами сносили серые, из необожженного кирпича домишки, рушили кривые глиняные ограды. В небе клубились тучи пыли. И уже вставали новые контуры столицы. А в этой комнате жил весь будущий город с проспектами, бульварами, монументальными зданиями, скверами, фонтанами. Жил в чертежах, схемах, макетах.
Александр Иванович — в белой сорочке с закатанными до локтей рукавами — отошел от стола и провел ладонью по расчерченному тушью листу ватмана, висевшему на стене.
— Вот как раскинется город, — сказал он и посмотрел в окно, словно для того, чтобы увидеть будущее, увидеть, как сбылось все им задуманное.
В 1936 году Таманян умер...
Еще до революции он стал признанным в России архитектором. Созданные им проекты особняка Кочубея в Царском Селе, дома Щербатова на Новинском бульваре в Москве, отмеченного золотой медалью Московской городской управы, ярмарочного ансамбля в Ярославле выдвинули его в ряд видных зодчих того времени. В 1914 году он избирается академиком архитектуры, а вскоре — вице-президентом императорской Академии художеств.
Потом он несколько лет скитался на чужбине, где так и не сумел найти приложения своему яркому дарованию. «...Если бы Вы знали, какая грусть одолевает меня! — писал он из Тегерана Мариэтте Шагинян. — ...Здесь есть хороший камень, есть образцы древнеперсидской архитектуры, но зодчие не в почете, их не ценят... Я страдаю. Что мне делать без творческого труда?..»
Мариэтта Сергеевна переслала письмо тогдашнему председателю Совнаркома Армении Саркису Лукашину. И вскоре Таманян получил приглашение и приехал в Ереван. Приехал, чтобы строить новую, советскую Армению.
Его энергии, его творческому горению, казалось, не было предела. Он разработал первый генеральный план города Еревана, достигнув в нем единства градостроительной композиции и архитектуры, редкой гармонии архитектуры и природы; он создал свои принципы городской планировки, свой, таманяновский стиль, в котором творчески возродил лучшее, что было в традициях самобытного древнеармянского зодчества, органически сплавив это лучшее с архитектурными новшествами своего времени; он оживил холодный, бездыханный камень, засиявший на солнце розовым теплом.
Он творил без устали, этот высокий, худой, уже пожилой человек с острой седой бородкой и острым взглядом. Он работал, забывая о собственных удобствах: строил современные дома, а сам жил в старом домике с ветхим деревянным балконом.
Нынешний Ереван давно перешагнул границы, намеченные таманяновским планом. Но в облике своем не утерял и никогда не утеряет отблеск архитектурного гения Таманяна. Зодчий твердо, сильной рукой ставил здания, величавые по простоте и простые по величавости. Он оставил людям не только свои творения, но и свои традиции. «Печать его руки, — говорил Аветик Исаакян, — лежит на Ереване. Этим, именно этим увековечил он память о себе».
И благодарные ереванцы воздвигли зодчему памятник вблизи оперного театра — любимого его детища.
Говорят, это едва ли не единственный в нашей стране памятник архитектору...
Конечно же строить так, как строил в двадцатых — тридцатых годах Таманян, уже нельзя. Время диктует новые формы. Их порождают и современные индустриальные способы строительства, новые материалы. Но ведь на становление классической архитектуры тоже влияла развивающаяся в веках строительная техника. И тем не менее непременным «соучастником» архитектурных форм во все времена оставалась природа — пейзаж, его краски, его линии. Сооружения Таманяна едины с природой. Наверное, эта особенность таманяновского почерка может жить и в современных сооружениях Еревана, даже в высотных.
Длинной унылой горизонтальной линией протянулись плоские здания ереванских Черемушек. Почти кубические эти дома стоят так, что издали и просвета между ними не видать. Они из розового туфа. А туф, по традициям армянской архитектуры, толкает к иным формам, иным объемам, к плавным, текучим линиям. Этот загадочный камень играет светотенью, переливается красками, дышит и живет. Нет, одна только прямая линия никак не вписывается ни в очерк Арарата или Арагаца, ни в очертания Гегамских гор, под которыми плещутся синие воды Севана. Известно, что природа не терпит прямого угла. А вот в сегодняшней архитектуре прямая линия становится доминирующей.
Да, новая техника и новые материалы воздействуют на архитектурные формы. Но ведь существует и обратное воздействие. Так почему же крупные блоки и крупные панели почти всегда прямоугольны?
И вот на красивом
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Дороги и люди - Константин Багратович Серебряков», после закрытия браузера.
