Читать книгу "Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин"

их гости, но реальные люди.

Дернул за ручку дверь – заперто.

«Странно! Более чем странно! – машинально подумал я. – И время детское. Петра вообще ложится спать под утро, где-то в 4–5 часов».

Озабоченный догадками, я обошел дом, взобрался на террасу, толкнул дверь – та была незаперта.

Я вошел, прислушиваясь к тишине. Ни шороха, ни звука. Прикрыл за собой дверь. Об отпечатках я не беспокоился, поскольку сразу же надел на руки перчатки. В перчатках я поневоле ощутил себя закоренелым преступником.

Воздух был спертый и тяжелый, как будто что-то испортилось или сгнило. Не было смысла осматривать комнаты в поисках «жучков» и прочих подслушивающих устройств. Сансаныч предупредил, что они здесь есть, да и телефон почти наверняка прослушивался. Если оппозиция (в Центре) и впрямь проявляла активный интерес к этой политической паре Германии, то я, как слишком лояльный к своей стране оперативник, должен был бы убедить противную сторону, что тот имеет дело с подлинником, а не с подсадной уткой.

Я и не помышлял о том, чтобы намеренно выводить из строя их электронику. Напротив, я надеялся, что все оборудование функционирует как подобает, поскольку мои обязанности заключались в том, чтобы придать еще большую достоверность той роли, которую играла эта политическая пара в общественной жизни Германии.

Хорошо, что я предусмотрительно прихватил небольшой фонарик, который приходится постоянно брать с собой в загран– и иные путешествия. Мало ли что – погас свет, нужно тихо пройти, не включая светильники или люстры. И тут фонарик – в самый раз.

Я уже бывал в этом доме и поэтому неплохо ориентировался в здешних апартаментах. Быстро прошел в переднюю. Затем пересек жилую комнату, подошел к роялю Петры и, минуя открытый камин, направился по лестнице наверх, в небольшой рабочий кабинет. На полпути остановился.

Господи, что это!.. Тонкий лучик моего фонаря высветил на ступеньках неожиданную картину. Валялись замшевые мужские перчатки со знакомыми инициалами «Г. Б.», а выше – разбросаны в беспорядке книги. А далее я увидел тело генерала Бастиана, распластавшееся на лестничной площадке…

Картина была ужасная: пуля была выпущена ему в лоб, а потому кровью было залито все кругом.

На небольшом столике в маленькой рабочей комнатке генерала я обнаружил записку Петры Келли своему спутнику, которую она написала, вероятно, перед тем, как лечь спать. Поскольку Герд вставал рано, он мог с успехом выполнить часть ее поручений. Я скользнул глазами по тексту:

«Мой Гердик!

1) Пожалуйста (только пораньше), закажи цветы для фрау Домберг в Бонне и для моей бабушки Бирле (2 букета). Не забудь: у моей бабушки день рождения (одну шаль ценой от 50 дойчмарок). Но шаль должна быть там раньше всего. И еще. Насчет билетов: не забудь заказать, Герд. Привет!

Твоя Петра крепко обнимает тебя в честь 87-летнего дня рождения моей бабушки Бирле.

Божьего благословения тебе.

2) Еще раз напоминаю: билеты на поезд!

3) Где находится Заксенхауз?

4) Завтра до?. (если время терпит до 10.30, то разбуди меня в 10.00).

P. S.: Я люблю тебя!!!»

Я вспомнил, что генерал еще на конференции говорил, что собирается с Петрой посетить бывший концлагерь Заксенхауз. Я мимолетно встречался с ними в Берлине на конгрессе, где мы договорились о нашем рандеву под Бонном.

И я представил Герда Бастиана, как он, обычно довольно рано встающий, занимался утром в доме Келли – тем же, что и в апартаментах отеля Кемпински: расклеивал жёлтые или зелёные листочки с короткими приписками о том, что нужно сделать, – своеобразные «заметки на память».

Скорее всего, распорядок утра следующего дня был зеркально похож на все предыдущие. Бастиан поднялся, как всегда, первым. На улице моросил дождь. Голова у него немного побаливала: давление. Он заварил кофе на маленькой кухне, правда, сесть здесь было негде, так как все стулья и стол были завалены бумагами Петры (это ее любимое рабочее место).

Попозже он спустился сюда, на первый этаж. Это было хлопотно, поскольку после тяжелой травмы в ДТП в марте этого года он передвигался с помощью костылей.

Герд старательно вычеркивал каждую позицию из списка Петры, чтобы все было готово к тому моменту, когда она проснется. Букет цветов для ее бабушки-именинницы будет лежать на журнальном столике. Нужно заказать билеты на поездку в Заксенхауз.

Картина становилась для меня более-менее понятной. Сегодня на календаре 8 октября. А неделю назад, после обеда, они должны были отправиться в направлении Кёльна, чтобы побывать в бывшем концлагере и возложить там цветы, а вечером вернуться к себе, под Бонн.

Я скользнул лучом по листам бумаги рядом с портативной печатной машинкой UNIS, изготовленной в Сараево. Это личное письмо Герда в Мюнхен своей супруге Лотте, на которой он был женат 47 лет и с которой «ни за какие драгоценности мира не собирался разводиться».

«Любимая моя женушка!» – начал он неторопливое письмо и разразился на целых полторы странички вполне семейной болтовней, грозясь приехать в Мюнхен перед ее отпуском 4 октября этого года («из-за нелепого страха, заразившего тебя», – признавался Г. Б.). Далее генерал подробно рассказывал о прожитом им последнем дне форума «Конгресс жертв облучения», встречах и дискуссиях, оказавшихся на редкость интересными.

Как он признавался супруге: «… Я повстречался со многими хорошими друзьями по общей долголетней антиядерной борьбе, и все вышло как нельзя лучше. Точно так же, как и на конгрессе в Зальцбурге – на международном „Урановом форуме“. Правда, мы с Петрой должны были озвучить одну сенсационную новость, но передумали, решив оставить это на наши отечественные СМИ, тем более что у нас уже имелась договоренность о публикации в одном уважаемом журнале. Но… промолчу до поры, до времени…»

Я вспомнил одну «сенсационную новость», которую хотела озвучить эта политическая пара. И стал читать дальше… Вот пошли строчки уже в другой тональности, касающиеся повторного посещения печально знаменитого концлагеря, которое генерал планировал совершить с Келли:

«… Я уже бывал здесь и чувствую себя безумно плохо в этих местах (Заксенхауз), где каждый листок, каждый стебелек травы еще проникнуты болью людей, которая терзала их тела и души и разлита наверняка здесь на каждой пяди, повсюду. Как-то мне попались юные неонацисты, своими выходками оскверняющие память жертв гитлеровского режима».

Далее Герд Бастиан сообщил жене о том, что деньги придется снять со счета в банке для ее предстоящего отпуска. В заключение депеши Г. Бастиан передавал привет дочери: «… Так много случилось за один лишь день, как будто вся жизнь пролетела перед глазами. А посему адресую вам девиз: