Читать книгу "Тайна старой монеты - Вильям Михайлович Вальдман"

руками Носов.

— Простите, но в таком случае я не могу этого принять.

— Ох, уж эти ваши принципы, уважаемый Александр Васильевич. Если вы настаиваете, то я скажу, сколько я уплатил за него.

Зарецкий хорошо знал: сумма, которую назовет Носов, раз в десять превысит стоимость лекарства. Таков Носов. И профессор не ошибся: Носов остался верен себе.

Алексей Михайлович Носов относился к неотмирающей категории нужных людей. «Деловой», — обронил как-то Барабанов, когда речь зашла о Носове.

— Вы не заметили, — спросил тогда Зарецкий, — что в понятие «деловой человек», которое еще сравнительно недавно означало трудолюбие, добросовестность, если хотите, — талант, мы сейчас вкладываем не совсем то, а вернее — совсем не то содержание? Сегодня «деловой мужик» — это делец, проныра, пройдоха. И виной тому — мы сами, наше равнодушие, философия «моя хата с краю», нежелание во что-либо вмешиваться.

Способность Носова все достать, уладить любое дело дважды по достоинству была оценена Фемидой. К сожалению, это не помогло. Девиз Носова — делать деньги — основывался на тонком и точном проникновении в психологию людей. Он умел появиться именно тогда, когда в его услугах особенно нуждались. Ненавязчиво, но достаточно убедительно Носов давал понять, что без его помощи не обойтись, и он действительно совершал невозможное. В самых сложных жизненных ситуациях находил он пути их разрешения. Все упиралось лишь в одно: сколько это будет стоить. В стремлении достигнуть желаемого те, кто прибегал к его помощи, обычно не замечали, а скорее предпочитали не замечать противозаконность избираемых Носовым путей. Важен был результат. За Носовым укрепилась прочная репутация «делового» человека. Выйдя последний раз из колонии, он устроился экономистом (помог диплом финансово-экономического института) в аптекоуправление и продолжал делать деньги всеми дозволенными и недозволенными способами.

Обо всем этом Александр Васильевич не знал, но Носова тем не менее не жаловал. Познакомились они в обществе коллекционеров: Носов оказался нумизматом. Периодически он обращался к Александру Васильевичу за консультацией, и профессор при всей своей антипатии не мог ему отказать. Правда, вскоре он обратил внимание на то, что Носов в коллекционирование вносит коммерческий расчет, но посчитал бестактным сказать ему об этом. Зарецкий в общем-то не скрывал своей антипатии к Носову, но тот не обращал на это никакого внимания.

— Я опять к вам с просьбой, уважаемый Александр Васильевич. Не откажите в любезности, просветите невежду. — Носов положил перед профессором монету.

— Что же, давайте посмотрим. — Зарецкий достал лупу и стал внимательно рассматривать монету. — Так-так... Монета достаточно древняя... 832 год хиджры.

— Это как? — не понял Носов.

— По нашему летоисчислению 1428 год. Эпоха Улугбека. Выпущена она Бухарским монетным двором. Вот сюда посмотрите, Алексей Михайлович. — Зарецкий протянул ему лупу. — Здесь видите знак?

— Да, да, вижу.

— Знак этот обозначает, что монета бухарского чекана. В то время медные деньги чеканили одновременно на многих монетных дворах — в Бухаре, Карши, Самарканде, Термезе, Шахрисабзе — и каждый имел свой знак.

— Значит, монете этой больше пятисот лет? — в голосе Носова звучали нотки торжества.

— Совершенно верно.

— А стоимость ее? — не смог удержаться, чтобы не спросить, Носов.

Зарецкого покоробило.

Носов понял, что допустил промах и, желая исправить положение, вынул еще одну монету.

— Милейший Александр Васильевич, посмотрите, пожалуйста, вот эту...

Зарецкий снова взял лупу.

— Вы что, клад нашли? — спросил он. Носов довольно рассмеялся, но на вопрос не ответил. — М-да, — оживился Зарецкий, — эта монета чуть-чуть постарше — 1420 год. Выпущена Самаркандским монетным двором. — Он отложил лупу и откинулся в кресле.

— Очень вам благодарен, милейший Александр Васильевич. Вы воистину старейшина нумизматов. Какие знания! А что, рубль Константина, — без всякого перехода, хитро прищурившись, спросил Носов, и профессор настороженно посмотрел на него, — есть у кого-нибудь из наших коллекционеров?

— Если хотите приобрести, не тешьте себя надеждой, — язвительно заметил Зарецкий.

— Почему вы так считаете? — сверкнул улыбкой Носов.

— Думаю, что нашим нумизматам вряд ли это по карману.

— Эх, — мечтательно вздохнул Носов. — Если бы раздобыть его, то можно было бы приличного покупателя найти. Не обязательно из наших.

— Вы... вы... — задохнулся от негодования профессор, — вы из-за наживы готовы наше национальное достояние...

— Что вы, уважаемый Александр Васильевич, — испуганно возразил Носов, — вы меня неправильно поняли. Я имел в виду коллекционеров нашего города. — Носов поспешно откланялся. — Еще раз огромное вам спасибо. Я, с вашего позволения, пойду.

— Не смею задерживать.

Закрыв за Носовым дверь, Зарецкий прошел в столовую, сел в свое любимое кресло, устало откинул голову на спинку и закрыл глаза.

«Больше века существуешь ты, рубль Константина, — подумал он. — Сколько алчущих, а порой и грязных рук тянулось к тебе...»

— Идея! Сделаем деду сюрприз, — обрадованно воскликнул Андрей, когда вместе с Ниной они поднимались по лестнице. — Он обожает вареники с вишнями.

— Я не умею делать вареники, — с грустью призналась Нина. — Но я их тоже обожаю.

— Это ерунда. Налеплю сам. — Андрей открыл входную дверь, пропустил девушку. — Надеюсь, косточки из вишни вынимать ты умеешь? А я пока замешу тесто. Дед должен знать, что вареники сделала ты, тогда успех обеспечен. — Он чмокнул ее в щеку. — Дед считает: жена должна уметь все.

— Жена? Насколько мне известно, мы еще не женаты.

— Если ему не понравится твоя, то есть моя, кухня, то браку не бывать. Так что мне придется постараться. Что-то муторно у меня на душе, — вдруг пожаловался Андрей. — Ты не знаешь, к чему бы это? — Он сел на тахту.

— Яснее ясного. — Нина подошла к нему, села рядом, поджала ноги, поправила ему воротник рубахи, на секунду задержала руку на его плече. — Все правонарушители испытывают нечто подобное, называется это — угрызение совести. Меня радует, что и ты — не исключение. Значит, тебя еще можно перековать в положительного. Ну, а если по-серьезному, то груз с души можно снять, если чистосердечно мне все расскажешь.

— Мне нечего рассказывать, — оборвал ее Андрей. — Что вы все ко мне пристали?

— Ладно. Не рассказывай, раз не хочешь. Как тебе моя блуза? Неужели не впечатляет? А в университете есть жертвы: несколько человек свалились с лестницы, пока я поднималась.

— Во