Читать книгу "Последнее обещание плюща - Лина Мур"

– Всё будет хорошо. Я буду рядом и никогда не дам тебя в обиду. Я твой старший брат, и я намереваюсь быть им каждую минуту нашей жизни. Не переживай, Айви, это всего лишь наша мама, и она тоже сильно волнуется, – брат целует меня в лоб. Волна тепла захлёстывает меня, и я льну к нему, ища поддержки. От Пэнзи веет заботой и силой. Он мужчина. Он мой брат. В этот момент я понимаю, что верю ему. Я признала его, как свою семью, а что касается её… это куда сложнее.

Мы спускаемся с Пэнзи вниз, он постоянно держит меня за руку. Меня даже бросает в пот, когда я ощущаю, что воздух становится настолько тяжёлым и густым вокруг, что дышать становится сложнее с каждой минутой. Брат выходит вперёд в гостиной, закрывая мне обзор. Я замечаю движение впереди. Моё тело колотит дрожью.

– Мама, это наша Айви, – мягко произносит брат и делает шаг в сторону. Я несколько раз моргаю, пока зрение не концентрируется на высокой женщине с короткой стрижкой седых волос.

– Доченька, – этот шёпот застревает где-то на пути ко мне. Кажется, я сейчас упаду в обморок.

Глава 6

Когда я была маленькой, то обожала затёртую чёрно-белую фотографию, где была изображена вся наша семья. Я гладила лицо мамы и прятала в своём шкафу снимок, чтобы папа никогда не узнал, как мне её не хватает. Однажды у меня первый раз пошли месячные и мне было безумно стыдно объяснить это папе, как и попросить купить прокладки. Мне пришлось использовать одну из набора для девочек, который нам выдали в подарок на уроке полового созревания и этого было мало. Очень мало. Я плакала от унижения и мне хотелось спросить маму, что мне делать дальше. Но фотография ответить не могла. Я смотрела и смотрела в её овальное лицо и улыбающиеся губы. Я хотела иметь такую же подтянутую и стройную фигуру, как у неё в том же возрасте. И я хотела просто узнать больше о том, что такое быть женщиной. Не нужно говорить, что мой папа, когда увидел кровавое пятно на моих домашних штанах, был в панике и повёл себя не так, как должен был. Он обзвонил всех своих коллег с вопросом: «Что ему делать?», а я горько плакала и сгорала от стыда. Казалось, что хуже того дня, когда ко мне приехали пять незнакомых женщин и начали наперебой объяснять, как мне справиться с менструацией, болит ли у меня что-то, закидали меня пачками разных фирм прокладок и даже настаивали, чтобы я им показала, быть не могло. Нет. Оказывается, могло.

И вот сейчас я смотрю в то же самое лицо, что и на той фотографии, но постаревшее, хотя морщин у этой женщины не так много. Она такая же высокая, стройная и подтянутая, одетая до сих пор в рабочую форму. Её глаза, цвета болота с дерьмом, как у меня, начинают блестеть от подступающих слёз. А у меня внутри тайфун из обиды, боли и отчаянного желания кричать на неё. Но я стою ровно, гордо задрав подбородок и слёз нет.

– Доченька. Айви, моя прекрасная Айви, – шепчет она, делая шаг ко мне. Она раскидывает руки, словно ожидая, что я в них упаду и всё будет хорошо. Нет. Я не двигаюсь даже. Не так решаются проблемы. Не объятиями. Двадцать лет не заменят фальшивые слёзы.

– Хм, здравствуй, – сухо киваю ей. Плечи этой женщины сникают, и она опускает руки. Брат печально бросает на меня взгляд и умоляет им не быть такой жестокой. А ко мне она не была жестокой?

– Ты стала такой красивой. Так похожа на отца, – тихо говорит она.

– Нет, во мне ничего нет от отца, кроме выбора одного направления в профессии. Я похожа на тебя, – горько усмехаюсь и качаю головой.

Повисает неловкая пауза. Я отвожу взгляд в сторону, потому что не могу смотреть больше на неё. Не могу.

– Мне нужны ответы. Почему ты бросила меня? Что тебе сейчас надо от меня? Ты не нашла ни одной свободной минуты, чтобы позвонить мне? Тебе не стыдно за то, что ты вышвырнула нас с отцом из своей жизни и запретила брату узнать нас? – Довольно резко спрашиваю её. Снова смотрю в эти глаза. Своих же глаза. Мне больно. Мне так больно в груди. Моё сердце разбивается на части оттого, что я простить не могу. Я виню её во всём. Только её, ведь она мать. Она должна была проявить инициативу.

Брат охает, а она отшатывается, словно я ударила её.

– Айви… – выдыхает она и быстро вытирает слезу. Одну чёртову слезу. Не потоп. Не целую реку. Одну!

– Так ответишь? Я приехала сюда только для того, чтобы узнать о причинах твоего решения, и только. – Я очень жестока к ней. Я это понимаю, но я не могу сейчас справиться с эмоциями и говорить с ней в другом тоне.

– Я… да, я… хорошо, – мямлит она и опускается на диван.

– Может быть, я принесу чай? Хотите чай? Я ещё привёз пирожных. Ты должна их попробовать, Айви. Это изумительные корзиночки с заварным кремом и джемом, – натянуто улыбаясь, предлагает брат.

– Да, с удовольствием, – отвечаю ему улыбкой и киваю.

– Отлично, вы пока… говорите, а я поставлю чайник.

Брат сбегает из комнаты, в которой стало очень душно. Воздух даже потрескивает между нами с ней. Мы сидим на приличном расстоянии друг от друга. И это расстояние никогда не изменится.

– Я знала, что наступит тот день, когда мне придётся говорить об этом. Но это сложно, Айви. Сложно, потому что я совершила много ошибок. Я извиняюсь за них перед тобой, но я делала всё, ради тебя. Я хотела, чтобы у тебя была нормальная жизнь…

– Нормальная? Наверное, в твоём представлении нормальная это знать наверняка, что тебя вышвырнули из этой же нормальной жизни и выстроили целый забор перед тобой, посадили злую собаку и натянули колючую проволоку, – едко перебиваю её.

Она тяжело вздыхает и сжимает руки на коленях в замок.

– Нормальная – значит не здесь. Не в этом месте. Ты была очень активным ребёнком. Жутко активным. Твой отец должен был двигаться дальше, и я не могла запретить ему, не хотела. Я его сильно любила. И врачи там хорошие. Врачи были в большом городе. Мы не планировали, что это превратится в долгие двадцать лет, но так получилось.

– Прости? Так получилось? Это всё, что ты можешь мне сказать? – Оскорблённо приоткрываю рот и не верю своим ушам. Так получилось? Серьёзно?

– Мы не думали, что всё зайдёт так далеко, Айви. Мы с твоим отцом пытались помочь тебе. У тебя были психологические отклонения, а узких специалистов у нас в городе не было. Он начал искать работу, чтобы мы все могли переехать, но появились обстоятельства… здесь жили наши с ним родители. Они были уже в возрасте, их нельзя было оставлять одних. Нам пришлось разделиться…

– Это я понимаю как раз, но я не понимаю, почему после их смерти и даже при их жизни ты ни разу не приезжала к нам, ни разу не звонила нам? Это ведь было не сложно, не так ли? – Грубо перебиваю её.

– Ты права. Это было не сложно, но я не смогла. Я боялась, что мы сделаем только хуже. Ты захочешь приехать к нам, а там… в большом городе могли тебе помочь.

– Помочь с чем? Ты просто объясни мне, с чем мне так нужна была помощь? Я не была психически нездоровым ребёнком, я была ребёнком, чёрт возьми. Я сама работаю с детьми и нет ничего ужасного в том, что они активны. Нет. Кто тебе вбил в голову, что это плохо? – Возмущённо повышаю голос и в этот же момент входит брат с подносом. Мать бросает на него взгляд, умоляющий о помощи. Господи, эта женщина даже признаться не может в том, что я ей была не нужна. Это оскорбительно.