Читать книгу "Не предавай любовь. Книга 2 - Тата Ефремова"

— А, — Катя вошла, остановилась у двери, держа руки в карманах джинсов. — Нет, не сказала. Разберется… я думаю, он парень умный. Да, кстати, давай побыстрее, у меня много дел.

Глеб пожал плечами и прошел в комнату. Принтер был новый, но нужно было снять его с полки, подключить к ноуту и настроить. Не так уж и долго, знаючи и умеючи, но Глеб тянул время.

Катя так и стояла у двери. Прислонилась к стене, согнув ногу. Оставила на коврике свои запылившиеся от земли туфли, кожаные, грубоватые, в ее новом стиле. Она стала еще привлекательнее, настолько, что земля уходила у Глеба из-под ног. Движения точные, какие-то… выверенные, как у человека с максимумом контроля. Занимается спортом? Новый имидж и ее поведение, загадочная закрытость, — это просто мука какая-то!

Временами Глебу казалось, что он вот-вот не выдержит и что-то сделает. Он не знал, что. Чувства кипели, и внутри нарастало давление, как в паровом котле. А потом вспоминались Саша и ее слова, кода она заявила о своей беременности. Отвращение к себе охлаждало лучше ледяной воды на затылок.

Катя оглядывалась по сторонам, осматривала комнату, равнодушно, как будто мысли ее были где-то далеко. Глеб порадовался, что у него чисто.

— Нам нужно поговорить, — сказал Глеб, подключая к ноуту флэшку.

Катя шевельнула губами, но ничего не сказала. Выражение лица у нее было скучающим, короткий взгляд, вскользь брошенный на Глеба, таил насмешку.

— Потому что это… — продолжил Глеб.

— Как там Маша поживает? — перебила его Катя.

— Маша? — Глеб не понял вопроса.

— Ах да, Саша, — Катя демонстративно потерла лоб. — Я просто постаралась все забыть. С глаз долой — из сердца вон. И из памяти. Как страшный сон.

— А как там Матвей поживает? — вырвалось у Глеба.

Задрожали пальцы на компьютерной мышке. Гнев. Катя хочет его уколоть. А сама?

— Гурмин?

— Ага, его-то ты, вижу, помнишь.

— Понятия не имею, как поживает Матвей Гурмин, — презрительно бросила Катя. — Больше года его не видела. Не общаемся. И да, я его помню.

Катя смотрела прямо на него. Что ей сказать? Что Саша ничего для Глеба не значит? Теперь? Это было бы смешно. И что Катя вложила в это «я его помню»? Непонятно.

— Хорошо, мы поговорим, — вдруг сказала она почти мирно. — Ты прав: поговорить нужно. Я от прошлого отказываться не собираюсь, там было и хорошее: Лешка, отец, наше общение. Но потом… после того, как мы поговорим и все расставим по полкам, не будем больше ничего ворошить. Нужно двигаться вперед, а не голову забивать… всяким. Только на таких условиях. Согласен?

— Да, — жестко проговорил Глеб. — Запиши мой номер. Пришлешь сообщение, когда сможешь, — договоримся. Иди сюда. Смотри. Вот твой макет в цвете. Печатать?

Катя подошла, скрестив руки на груди, наклонилась над низким столиком. Получилось опасно близко.

— Да, хорошо. Печатай.

— Я помогу раздать.

— Не нужно. Есть кому.

— Тому… брюнетику с тату?

— Тот брюнетик — Арсений Юдин, — взгляд у Кати стал совсем злым. — Он солист группы «Сёклз», очень популярной у нас и в техноложке. Думаю, он в любом случае больше внимания привлечет, чем ты… или я.

— Да, я о нем слышал, — Глеб встал и отошел к полке, чтобы скрыть эмоции, очень нехорошие. Ему захотелось уколоть Катю в ответ. Он говорил отрывисто, чтобы окончательно не снесло голову: — Саша собирается к нему на флэт-гэг. Я тоже пойду. Это вечером. Не люблю, когда Саша по ночам одна ходит. Так. Вот. Аптечка. Глубоко порезалась? Чем? Разматывай бинт, обработаю специальным гелем, он края раны стягивает.

Катя забрала у Глеба тюбик и отшатнулась назад. Напряжение между ними стало таким явным, что, казалось, вот-вот начнут лопаться и взрываться предметы в комнате.

— Я сама. Не мешай. Не мешай, сказала! Не в этот раз!

Глеб вспомнил, как нес ее на руках после падения и ушиба. Она упала во дворе, и они тогда чуть не… Она тоже помнила. И злилась, что помнит. Они стояли напротив друг друга в разных углах комнаты. Катя тяжело дышала. И вдруг бросила тюбик на столик, собрала выплюнутые принтером флаеры и ушла, хлопнув дверью. Закачалась полка, с нее свалился гипсовый жираф, африканская поделка. Это ведь Эля Миулина его когда-то Глебу подарила, из магазина мамы. У жирафа откололась голова — все же без жертв не обошлось. Глеб бросил остатки фигурки в корзину для мусора. В любом случае, даже если бы не Саша, им нельзя быть вместе: ему и Кате. Они друг друга поубивают.

Получится ли у них еще один разговор? Вряд ли. Может, это и к лучшему.

Глава 8

Он целый день ждал сообщение от Кати. Не дождался — решил съездить домой. Саша надоедала звонками, просила предупредить ее, когда он будет в Екатериногорске, но он сослался на то, что ему нужно заехать к деду.

Дед сразу оценил состояние Глеба, с первого взгляда. Выразился грубовато, в своей манере:

— Чего перекосило-то? Ты как будто занозу в задницу поймал, прости господи.

— Так и есть, — скрипнув зубами, признался Глеб.

Рассказал все как есть, без утайки. Про Сашу, про беременность, про свою панику. Николай Сергеевич во время его рассказа болезненно менялся в лице. Крякнул, прокомментировал:

— Самая большая беда для мужика, когда он штаны застегнутыми держать не может — брак по залету, без любви, без взаимного уважения.

Глебу было больно слышать жесткую, нелицеприятную критику единственного на этот момент близкого ему человека, но он проглотил обиду, признал правоту старика.

— Ты на что рассчитывал, когда с ней… как вы там выражаетесь… замутил? — продолжал дед. — Не на свадьбу и тройку с бубенцами, это точно. Никого поумнее выбрать не мог? Или это ты дурак, а она как раз умная.

— Может, — огрызнулся Глеб.

К столу, сияя от счастья, с очередным кулинарным шедевром подошел Лешка, и дед понизил голос.

— Ты не спеши. Понаблюдай. Если живот расти начнет — это одно, а если она задумает разыгрывать спектакли разные — это другое. Сходи с ней врачу, в конце концов! Действуй! Таких, как ты, дурачков бабы веками разводят! Я не говорю о твоей мамзели конкретно, я ее толком и не помню-то, но в жизни всякое случается… Полегчало?

— Да, — признался Глеб.

— То-то же… — дед немного помолчал. — О Кате слышно что-нибудь?

Мелкий, усевшийся есть, тоже навострил уши. Он сильно вытянулся за лето, хорошо учился под присмотром Николая Сергеевича и не желал возвращаться к матери. Впрочем, его особо и не уговаривали. Простая, годами налаженная рутина деда повлияла на Лешку благотворно. Пришлось, правда, перевестись в другую школу, но это был тот случай, когда хорошее стало полезнее лучшего.