Читать книгу "Сердце убийцы - Мика Ртуть"

Павены и циркачей было жаль. Домашнего мальчика, забывшего сменить выражение лица, пока за несколько секунд клал семерых бандитов, артисты испугались много больше, чем простых и понятных головорезов. И, увы, теперь пользы от цирка — ни на динг.

Кроме них, в таверне не было посетителей, а трактирщик… что ж, нет в Империи такого трактирщика, что не признает тайного знака Гильдии.

— Гонзалес, — бросил Стриж, и голова хозяина заведения показалась из-за стойки. — У вас на полу грязь.

Стриж указал на трупы, сложив пальцы особым образом. Гонзалес побледнел еще больше, хотя, казалось, его вытянутая физиономия на это уже не способна, и мелкими шажками вышел из-за стойки.

— Не извольте сомневаться, сейчас приберу, ваша ми…

Со страху трактирщик начал заговариваться. Но Стриж ожег его таким взглядом, что тот подавился.

— Э… почтенный менестрель…

— Нам нужна комната.

Трактирщик закивал и попятился. Циркачи потихоньку приходили в себя, с опаской поглядывая то на Стрижа, то на выход. На их лицах читалась отнюдь не благодарность.

— Эй, не разбегаться, — Стриж обратился к бывшим приятелям спокойно и твердо, как к маленьким детям. — Вам ничего не будет. Все хорошо, сидите тихо.

— Ты… ты не… — первой попробовала заговорить Павена.

— Нет, конечно. Зачем мне вас убивать? Пожалуйста, идите в комнату. Гонзалес проводит.

Трактирщик, только подобравшийся к двери на улицу, подобострастно кивнул и показательно опустил засов — он, мол, вовсе не намеревался сбежать, как можно!

— Кто он такой? Ты его знаешь? — шепнул Хосе провожающему артистов наверх Гонзалесу.

В ответ трактирщик съежился, дважды сомкнул прямые пальцы, изображая ножницы, и приложил палец к губам.

Ожидая, что вербовщик вот-вот очухается, Стриж прислонил его к стене, а заодно связал руки его же поясом. Найденный тощий кошель Стриж сунул себе в карман. Пригодился и чудом уцелевший на столе кувшин с пивом — Стриж плеснул кислятиной в лицо пленнику, чтобы тот быстрее пришел в себя.

Осторожные шаги на миг отвлекли Стрижа. От замершего на середине лестницы Гонзалеса исходили физически ощутимые волны нездорового любопытства пополам со страхом.

— Бие Гонзалес, вы что-то хотели? — тихо осведомился Стриж.

— Нет-нет, ни в коем случае! — Гонзалес попятился. — Может, вам что-нибудь нужно?

— Не беспокойте меня. И проследите, чтобы никто не беспокоил, — приказал Стриж. — Из дома не выходить!

— Слушаюсь, вашмилсть…

Вздрагивая и утирая лоб, трактирщик убежал наверх.

«Трус, предатель. Бесполезен», — мимолетно подумал Стриж, сгребая со стола горсть соленых орешков и подтягивая табурет поближе к вербовщику.

Глава 7. Смерть и кот

…феномен частичного вхождения Хисса в своих слуг, называемых Руками Бога, слабо изучен ввиду сложности общения с ткачами. Однако из слов тех ткачей, с которыми пошли на контакт, следует, что погружение в Тень вызывает некую эйфорию, чувство всемогущества и власти, что-то вроде принадлежности высшей силе. Эта эйфория настолько прекрасна и желанна, что ткачи охотно берутся за любые, самые сложные и опасные заказы. Они уверены, что в посмертии Хисс будет благосклонен к ним, и в следующих жизнях снова позволит служить ему.

Постоянное соприкосновение с божественной волей чрезвычайно сильно воздействует на психику ткачей. Большинство из них перестают ценить что-либо, кроме похвалы Хисса и стремятся во что бы то ни стало ощутить эйфорию снова.

Любые морально-нравственные ограничения, случайно оставшиеся в подмастерьях, после первых же исполненных заказов исчезают бесследно. Единственным мерилом правильности для ткача является воля Хисса.

С.ш. Рогнеда Призрачная, «Божественные Ножницы в Мертвой войне»

5 день пыльника. Беральдос, север Валанты

Мигель Хорхе по прозванию Ревун

С трудом продрав будто залепленные тиной глаза, Ревун увидел перед собой давешнего белобрысого актеришку, грызущего орешки и швыряющего скорлупки на пол. Попытался приподняться, и, помянув Хисса, плюхнулся обратно — шакалий сын связал его. Сквозь липкий, гудящий туман в голове всплыло последнее, что он видел — эта же смазливая физиономия с робкой улыбкой и тьмой Ургаша в глазах. Улыбка никуда не делась, только стала наглой и снисходительной, тьма же исчезла бесследно.

«Ткач. Проклятье! Вот везет на выродков. Надо ж было принять убийцу за шлюху! Но что ему надо? Неужели Пророк?!»

Пророк были единственным, что могло бы заинтересовать гильдию. Несущий Свет, Провозвестник Чистоты и Вечного Блаженства. Родной брат белобрысой твари, лишь прикидывающейся человеком: раз поглядев в глаза ткачу, Ревун больше не сомневался в том, что за сила помогает Пророку.

«Светлая, дай быстрой смерти, — сообразив, зачем убийца оставил его в живых, взмолился Ревун. — Не отдай меня отродью Бездны!»

— Ну?

Равнодушный голос словно ударил под дых, вышибив весь воздух.

— Ревун я. Шайка вот своя… была… — невольно Ревун скосил глаза вправо, где лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.

— Угу. С проповедником знаком?

Орешек захрустел на крепких зубах ткача.

— Знаком, а то. Вербую мужичье в Армию Справедливости, вот как этих…

Ревун кивнул на трупы, глубоко вздохнул, как перед прыжком в ледяное море, и принялся выкладывать все. Подряд. Пока он рассказывает — он жив, и даст Светлая, ткачу нужны только его слова, а не его жизнь.

Он сказал все — и как прибился к Пророку в самом начале, почуяв будущую кровь и выгоду. Пожаловался, что Пророк ему не доверяет. Никому не доверяет. И вместо сытной вольготной жизни под Пророком — кракеново дерьмо! Проповеди, молитвы, снова проповеди и молитвы! Баб не тронь, дома не жги, добычу всю отдай. И вокруг него одни фанатики! Как понадевали белые балахоны, последний разум и растеряли. А все равно Пророк их тоже не слушает. Вообще никого не слушает! И чуть кто не то слово скажет — все, измена, и на растерзание толпе. А толпа и рада. Верят каждому его слову, смотрят в рот…

— А ты, значит, не фанатик? — мягко спросил ткач.

— Нет! Я свободный человек! — Ревун поежился, вспомнив страшные глаза Пророка: черные, без белков, словно не человек, а демон. — После рудников-то, знаешь как! В кабалу не полезу, нет. Не дурак я. Был бы дурак, на руднике бы сдох… Что смотришь так? Нашему брату податься некуда. Думал, хоть этот… Я человек простой. С вожаком ссориться мне не в масть, а под ним жить можно. Лишь бы это, подальше от начальства и поближе к кухне.

— В кабалу не полезешь, говоришь, — хмыкнул ткач и разгрыз еще орешек: Ревуну показалось, что хрустнули не скорлупки, а его собственные кости. — С этого места поподробнее.