Читать книгу "Черный чемоданчик Егора Лисицы - Лиза Лосева"

– Но с чего вы взяли, что именно отравлен? Ведь бывает же, ну, превысил дозу, сейчас обстановка кругом такая, не до спокойствия, это легко. Хотел привести нервы в порядок.

– Дозу ему подсунули просто огромную! Видимо, знали, что он морфинист и, значит, есть толерантность к лекарству. В этом случае сложно рассчитать: даже 2–3 грамма могут и не вызвать токсичной реакции. Он вряд ли злоупотреблял – симптомов серьезной зависимости я не нашел. Да ведь он и в штабе был на хорошем счету?

– Да, ответственный, работал быстро. Ему доверяли. Мог принять до 10 телеграмм в час, а это внимания требует. Вареник был вполне надежен, но на войне получил контузию, здоровья был не богатырского. Я говорил с его сестрой, она рассказала, что он жаловался часто на головную боль. Он «атаку мертвецов» видел, знаете?

– Газовая атака немцев?

– С тех пор и нервы, конечно…

– Плюс еще, Ян Алексеевич, морфий чистейший. Вы же знаете, покупают с рук, и кокаин бывает с пудрой, мелом. И морфий даже в аптеках не лучшего качества. При этом я нашел в его вещах именно аптечную склянку.

Я показал Курнатовскому сигнатуру, привязанную к склянке, с названием и номером аптеки.

– Разве не странно, что тут нет ни номера рецепта, ни точной дозировки? Может, вызовете аптекаря повесткой, расспросим его?

– Вы, честное слово, меня в изумление приводите! – Курнатовский даже всплеснул руками наподобие торговки на базаре. – Какие повестки по нашему времени, сами скажите? Вот я еще на службу хожу – другого не знаю, а то и думаю, как бы мне жену с детками отправить хоть бы и в Киев. А многие уже и сами додумались, бывает, и не знаю, всех ли на местах на службе увижу. Хотя держатся, конечно. Но вы и впрямь со своей химией ничего не замечаете!

– Так ведь он с нас начнется, порядок! Вот мы с вами будем продолжать делать, что нужно, и так из действий каждого сложится порядок.

– Вы свою британскую психологию на русскую землю не сейте, не взойдет, – Курнатовский не упускал случая уколоть меня моим, как он называл, поклоном перед всем британским.

Действительно, я, хотя и признавал безусловное главенство французов в криминалистике, все же считал профессионалов из Скотланд-Ярда прогрессивнее во всем, что касалось рутинной работы. А после триумфального раскрытия крайне запутанного дела врача-убийцы Криппена авторитет Британии в моих глазах возрос еще больше.

– Сами поедем к нему… – он запнулся, споткнувшись. – Ни одного фонаря ведь по вечерам не горит на улицах! А вы говорите – повестка!

Сопел и возмущался он весь показавшийся мне долгим путь до ворот больницы, пока не прошли прачечную в паровом облаке и приют для душевнобольных. Река внизу была не видна, но воздух пах ее сырой водой. В тумане черные причальные тумбы и фонари выделялись неестественно четко. Из арки здания мореходных классов графа Коцебу вышли учащиеся в форменных черных пальто, негромким эхом повис стук их шагов.

Спускаясь мимо городской синагоги по горбатой улочке, сжимаемой кирпичными особняками, мы уже говорили о том, как Вареник или его убийца, если я был прав, могли раздобыть наркотик такого качества. В городе было много контрабандного морфия. Власти сейчас вели медико-полицейский надзор недостаточно строго, и контрабандисты везли свой товар через Ригу и Украину. Нисколько не помогал в сдерживании этого и запрет на производство спиртного, введенный в первые послевоенные годы.

– Мог он взять его у китайцев?

– О чем вы? У них, кроме простого опия, ничего нет. И то…

Китайцев в городе было немного. Селились они тесно, жили мирно, не улицей даже, а просто рядом домов за портовыми складами. На воде ночами мигал огонь баржи, где китайцы стирали белье тех, у кого не хватало денег на прачек. Но чаще всего они ходили по рынку с тюками с торчащей железной линейкой – в тюках была материя на продажу.

– А как же, Ян Алексеевич, вы говорили мне, что находили контрабандные лекарства при обыске в игорном доме на Восточной?

– Помню. Бойкие молодые люди, которые торговали краденым. Там был кокаин в таблетках и все. Аптекаря действительно надо расспросить, где он достал порошок. Дайте-ка посмотреть адрес.

Рыжие буквы на склянке указали нам аптеку Пинагеля в армянском городе. Было решено ехать туда ранним утром, к самому открытию.

Глава девятая
Нахичевань. Аптека

Между армянским городом Нахичеванью и Ростовом ходил трамвай. Рельсы проложены прямо в поле, на котором поднимал свой балаган цирк братьев Труцци, чьи цветные лохмотья афиш обещали представление с участием 100 лошадей и 50 молодых дам. Рельсы бежали мимо угольных, кирпичных, почерневших от пыли складов и сливались, как ручей с рекой, – с мостовой. Сейчас они были разобраны. Трамвай между городами не ходил со дня первых столкновений юнкеров с большевиками.

– Сказано: всякий город, разделившийся сам в себе, не устоит. Как теперь добираться-то? Вот собачьи дети, – вздохнул Курнатовский.

И мы пошли пешком.

Армянский город начинался внезапно. Никакой видимой границы не было, и все-таки она была. Если Ростов лепится, как зубы – к десне, выступающими постройками разной высоты и формы к берегу реки, тянется вдоль нее неровной линией, то здесь, сразу за громадным зданием управления Ростово-Владикавказской железной дороги, в сумерках удивительно похожим на корабль, начинались ровные, как под линейку, улицы. Они так и назывались – линии.

Аккуратные «соты» из линий и домов строились на манер северных городов Империи, особенно Санкт-Петербурга. Вверх от Дона шли линии четные, вниз спускались нечетные. Все адреса здесь были отмечены ими без названий. Первая линия, вторая, третья… Не только улицы, но и дома явно подражали другим масштабам. Казалось, что какая-то фантастически огромная рука придавила, прижала высокие столичные особняки, уменьшив их до одного-двух этажей, и переставила сюда. Много здесь и домов с деревянными галереями, сухие, серые лозы винограда ползут по их фасадам, как трещины. Кое-где в окнах до сих пор были воткнуты подушки, некоторые из них продырявлены пулями. У других, как в насмешку, между рамами окон стояли абсолютно целые стеклянные бутыли с густо-красными, как венозная кровь, «пьяными» вишнями. Это был один из местных деликатесов, вишни подавали гарниром к бараньему жаркому. Увидев такую бутылку, я вдруг вспомнил, что со вчерашнего дня почти ничего не ел. Неудивительно, что голова казалась такой легкой и немного кружилась.

Здесь живут армяне, переселенные из Крыма Екатериной II. Живут рядом, но не вместе с «русским городом». У них своя дума, свои порядки, свой собор, строгими линиями необычайно напоминающий Исаакиевский в столице, даже банки, рестораны и ювелирные лавки здесь с вывесками на армянском языке. Все слеплено из другого теста, и в другие дни на улицах пахнет кисловатой сдобой – это пекут хлеб в круглых каменных печах. Хлеб хрустящий, вкуснейший, что немного заметно по статям местных барышень и дам. Даже сторонники радикальных политических перемен здесь другие. Местные пассионарии – «дашнаки» – поначалу хотели произвести переворот в Турецкой империи, но потом решили далеко не ездить. В первые дни революции они наладили здесь производство карбидных бомб. Кроме политических идеалистов, есть и вполне себе обыкновенные бандиты. Несколько улиц-линий замыкаются в квадрат – это «горячий край», где орудуют самые отчаянные. Вообще же грязных дел в армянском городе не любят. Умеют взять свое без ножа, спекулируют, подделывают векселя, банкноты. Общие у городов только вера (но не суеверия) и полиция. Из пяти полицейских участков два – здесь. Даже дежурит городовой в нечистых галошах, но при смит-энд-вессоне и фуражке с гербом. В русском городе они по одному уже не ходят. У него Курнатовский и спросил про аптеку, не закрылась ли.