Читать книгу "Опасные игрушки - Анатолий Галкин"

Хуже того, она от испуга растрепала о нем и его Оксане. Так он может потребовать и возврата в пятикратном размере.

Вопроса нет – возвращать она не будет в любом случае. Но что может быть дальше? Не станет же он из-за такой суммы киллера нанимать? Пошумит немножко, в глаз даст, в крайнем случае. Все это можно перетерпеть. Но денег назад он не получит… С него еще можно потребовать за моральный ущерб. Он же не предупредил, что с его Мариной будет сопровождающая – специалист по отпечаткам, да еще с красной корочкой.

Эта мысль Любе очень понравилась. Чем думать, как отдавать деньги, лучше поразмыслить, как их получить. Дело для нее привычное. Это двадцать лет назад смыслом ее жизни было искусство. А в последние годы главным стало другое – пробиться к богатству, добыть как можно больше денег. Это оказалось очень увлекательным делом. И вполне могло быть и целью жизни, и увлечением, и навязчивой идеей… Она была уверена, что добьется "обеспеченной" жизни. Упорством у она отличалась с детства…

Люба родилась в поселке недалеко от Питера. В школе она постепенно поняла, что не такая, как все. Всех мало интересовали книги, Эрмитаж, поездка зимой в Царское село. То есть, интересовали, но книги – про шпионов, в Эрмитаже – мороженое и мраморные лестничные перила, по которым можно скользить вниз на пузе, в Царском селе – стрельба снежками по бронзовому Пушкину в парке… Да, она была не такая, как все. Они все где-то внизу, а у нас был "более высокий культурный уровень". Им никогда не понять, что она просто "духовно богатая личность", а не задавака, не гордячка, не гонористая девица и не Люба – зануда.

На искусствоведческий ей пробиться не удалось, но в библиотечный ее приняли. Пока училась, было общежитие. Потом – комнатка на Васильевском и работа городским экскурсоводом.

Перед ней прошли тысячи людей. Но это только убедило ее, что все, почти все – серые, скучные, банальные людишки. Обыватели! Они грустили и плакали там, где стоило лишь иронически улыбнуться. А у дома на Мойке, где надо было благоговейно молчать – шутили и смеялись.

В таком людском потоке встречались, конечно, те, кто обращал на нее внимание. Но она, быстро оценив этих "потенциальных женихов", несколькими словами ставила их на место, с которого те уже и не думали продолжать с ней знакомство.

Она даже стала гордиться тем, что никогда не пойдет на поводу у плоти и возможно так и останется старой девой… Почти девой…

Однажды нашелся тот, кто слету понял ее… Два вечера подряд он читал ей Фета и Северянина, восхищался изяществом решетки летнего сада, склонив голову, долго молчал перед Медным всадником… Так получилось, что ей пришлось пригласить его в свою комнатку. Просто, у нее был именно тот альбом Рубенса, который он долго искал и мечтал лишь перелистать…

Только утром она поняла, что он такой же как все, но более умный, хитрый, коварный. Она сразу его раскусила, когда утром уже перед дверью он сказал: "Звонить не буду. Не жди, ты не в моем вкусе. Вялая очень. Все в голову ушло…"

Когда через годы она пыталась вспомнить, что происходило той ночью, ее всегда охватывал озноб. Она хотела, но не могла восстановить минуту за минутой. Все детали смазались. Ярко она помнила лишь чувство стыда, потом блаженство, а в конце – злость. Нет, даже ярость…

После этого случая она каждый год получала по два – три выговора за грубое обслуживание туристов. Но с работы ее не увольняли. Она сама ушла. Ушла, когда как грибы стали расти турагентства.

Она переехала в Москву, где было больше денег, а значит и новых интуристов.

Пристроившись в достаточно стабильной фирме, Люба моталась по Европе, иногда выезжая по два раза в месяц. Постепенно ее перестало волновать то, что из Москвы казалось когда-то вожделенной мечтой, святыней, мировым шедевром – и Лувр, и каналы Амстердама, и Венецианские дворцы. Деликатесы восхищают, когда редко и мало. А если осетрина и ананасы каждый день – вкусно, но без особого восторга.

Со временем у Любы в каждом городе появились свои гиды, с набором дополнительных экскурсий, свои продавцы, владельцы ювелирных лавок. И каждый добросовестно отчислял ей оговоренный процент. Иногда она делала до тысячи баксов за поездку. Это увлекало значительно больше, чем Елисейские поля с Триумфальной аркой…

Деньги… О том, что в Москве Гридин может потребовать вернуть неотработанный аванс, Люба еще раз вспомнила уже в Париже. Утром в гостинице ее отловили двое незнакомых соотечественников и за маленькую услугу предложили сумму, которая превышала то, что мог потребовать от нее Гридин.

В автобус Люба вспорхнула, улыбаясь.

– Все собрались? Отлично, едем на обзорную экскурсию по Парижу. Нас будет сопровождать замечательный гид. Он бывший поляк, но с восьмидесятого года в Париже… Збигнев знает здесь все. И специально для вас он, Збышек, покажет вам то, о чем вы и мечтать не могли – музей парфюмерии, где можно дешево отовариться, Дом Инвалидов с могилой Наполеона, кафе "Куполь", где пили Дали, Пикассо и Хемингуэй, другие злачные и даже пикантные места в Париже. Все это дополнительно. Готовьте по двадцать долларов… И еще – с нами поедут двое моих друзей из Москвы. Знакомьтесь: Максим Вдовин и Юрий Ткач. Они путешествуют сами и попросились к нам… Места свободные у нас есть. Наши подружки Марина и Варя почему-то решили осматривать Париж сами. Ну и скатертью им дорога… Проходите ребята.

Но ребята почему-то стояли рядом с водителем и глупо улыбались. Максим бросил несколько фраз, которые не были слышны из-за шума мотора. Автобус притормозил и открыл переднюю дверь.

Несостоявшиеся туристы выскочили на шумную Парижскую улицу. Люба посмотрела на них с недоумением, но без злобы – деньги-то они уже отдали.

* * *

Олег остановился в этой же гостинице. Она была небольшая, но несколько одноместных, наиболее дорогих номеров осталось…

Когда они втроем вышли на улицу и прошли первые сто метров, захотелось остановиться и переспросить друг друга: "Мы действительно в Париже?"

На этом бульваре под Монмартром вполне можно было снимать фильм и о Стамбуле, и о Пекине, и о Анголе. Сразу обо всех! Прямо на улице столы с горами привозного барахла. Забегаловки с вывесками а ля Пиросмани и запахами жареного мяса и индийских пряностей. гортанные призывные возгласы на всех языках. И все продавцы, и большинство покупателей были лицами африканской, китайской или арабской национальности.

И это был Париж. Не самый центр, но, как говорят в Москве – "внутри Садового кольца".

Еще их поразило обилие мусора… Несколько месяцев назад арабские террористы взорвали в Париже пару бомб, и местные власти повелели заварить все урны в городе. Теперь стоят они такие красивые и массивные, как танки с задраенными люками. Стоят пустые. А рядом то, что должно быть внутри… То есть, рядом взрывать можно, а внутри – не велено. Глупость! Волюнтаризм какой-то…

Нужный банк они нашли сразу. Адрес не вызывал сомнений – единственная парижская улица, которую знают везде. Елисейские поля. Похоже, что здесь уже давно не пахали и не сеяли – от полей осталось одно название. Правда, и у нас в Марьиной роще давно уже не поют соловьи…