Читать книгу "Я обещаю тебе свободу - Лоран Гунель"

– Сэм Бреннан, из «Ньюсуик», вы разговаривали с моей ассистенткой, Дженнифер Купер.

– Здравствуйте, месье Бреннан.

– Называйте меня Сэмом.

– О чем вы хотите поговорить, Сэм?

– Об одном старом рояле, который простоял без дела пятьдесят лет. Как думаете, сможете привести его в порядок?

– Да, если он хранился в хороших условиях.

– Э-э-э… А что значит «хорошие условия»?

– Вдали от солнечного света…

– Могу вас уверить, за это время его не коснулся ни один луч солнца…

– …и в сухости.

Тишина.

– Алло? Вы тут? – переспросил Жобе.

– Скажем так, там, где он стоял, было довольно влажно.

– Ладно, посмотрим.

– И… как бы это сказать… у него нет струн.

– Ничего страшного. Их снял владелец?

– Нет…

– Сэм, вы говорите загадками. Что там за история со струнами? Куда они делись?

– Ну-у-у… Они исчезли… вернее… растворились в воздухе…

Повисло молчание.

– Кажется, вы чего-то недоговариваете. Где именно находился инструмент?

Снова пауза.

– Он пролежал пятьдесят лет на дне Роны, на глубине пяти метров.

– Ясно.

Сэм нервно сглотнул:

– Как думаете, его можно отреставрировать?

Жобе громко вздохнул:

– К сожалению, это уже не инструмент. Ловушка для рыбы – да, аквариум с педалями – вполне. Но точно не рояль.

– Нет, вы не понимаете… вода его даже не коснулась. Он оказался в воздушном кармане, в водонепроницаемом помещении. Просто немного пострадал от влажности, ничего особенного. Вы… когда вы могли бы им заняться?

– Не горячитесь, молодой человек. Я найду время.

Глава 9

Лион, 16 июня 1964 года

Натан вернулся домой со свежим багетом и кусочком козьего сыра из лавочки Жанье. В кои-то веки решил побаловать себя. Если нарезать помидоры колечками, сбрызнуть оливковым маслом, добавить хлеб и сыр, получится вкусный и простой обед на одного. На работу только вечером, разносить напитки во время концерта, а пока было полно времени, чтобы перекусить и спокойно поработать над диссертацией.

Войдя в квартиру, он заметил в прихожей пиджак своей девушки.

– Сибилла? Ты тут?

Тишина. Должно быть, возвращалась за чем-то и забыла пиджак.

Натан пошел на кухню, включил радио и под чарующий голос Пьера Бельмара открыл воду и помыл помидоры.

«Черт, куда делось полотенце?»

Стараясь не заляпать шкафчики мокрыми руками, он открыл один из кухонных ящиков. Здесь нет.

«Почему Сибилла никогда не кладет вещи на место? Туда, где им логичнее всего лежать?»

Он раздраженно перерыл всю квартиру в поисках чистых полотенец. Это заняло не так много времени, учитывая, какое крохотное жилье они снимали.

В стенном шкафу в прихожей нет, в консоли под телевизором нет, на стеллаже в гостиной нет.

«Да что ж такое? Где эти чертовы полотенца?»

Оставалось одно место. Положить туда вещи из кухни было настолько нелогично… что, возможно, именно там и следовало посмотреть. В шкафу Сибиллы. Она вряд ли обрадуется, узнав, что он рылся в ее вещах, но ведь рассказывать необязательно.

Натан поднялся на второй этаж и открыл шкаф, доставшийся Сибилле от ее бретонской бабушки.

«Ну конечно!»

Вот они – выглаженные и аккуратно сложенные под стопкой футболок.

Он хотел аккуратно вытащить самое нижнее, чтобы стопка не развалилась, как вдруг рука на что-то наткнулась. Маленький твердый предмет. На ощупь непонятно, что это. Натан машинально достал его и осмотрел.

Это оказался крошечный диктофон.

Натан видел такой впервые.

Какого черта Сибилле это понадобилось?

Он присмотрелся. Внутри виднелась кассета.

«Может, послушать?»

Его раздирали любопытство и чувство вины. Он знал, что Сибилла очень разозлится, если он сунет нос в ее дела. Не просто разозлится – она будет в ярости и никогда этого не забудет.

Он благоразумно вернул диктофон на место, взял полотенце и закрыл шкаф.

Спустившись на кухню, он распаковал сыр и нарезал небольшими кубиками. Пьер Бельмар все еще рассказывал свою трогательную историю, но Натан уже ничего не слышал. Голова была занята странной находкой.

«Черт возьми! Что она там записывает? Такой крошечный прибор нужен, если хочешь сделать это незаметно. Но зачем ей это? А главное… кого она записывает? Интересно кого?..»

Он выложил на тарелку нарезанные помидоры, сверху кусочки сыра, сбрызнул оливковым маслом…

Нет, так нельзя. Надо все узнать. Невозможно жить с человеком, который исподтишка записывает чьи-то разговоры. Натан решил послушать кассету и убрать диктофон на место. Сибилла ничего не узнает, а ему станет спокойнее.

Он тщательно вымыл руки, вытер их жестким льняным полотенцем и снова поднялся на второй этаж. Достал из шкафа диктофон, нажал кнопку «Play» и стал ждать.

Тишина. Сквозь прозрачную крышку было видно, что кассета крутится, но… абсолютно беззвучно.

Он нашел кнопку перемотки, вернул пленку в начало и еще раз нажал «Play».

Снова тишина. Однако несколько секунд спустя раздался глухой, замогильный голос, принадлежавший скорее мертвецу, чем живому человеку. На фоне мелодичного журчания Пьера Бельмара, доносившегося с кухни, этот голос звучал особенно пугающе.

Человек говорил очень медленно. Из-за долгих пауз между словами было практически невозможно понять, о чем он говорит. Пытаясь уловить смысл, Натан сосредоточился и весь превратился в слух. Речь звучала более чем странно. Мужчина зачем-то перечислял части тела своего собеседника и предлагал почувствовать их одну за другой, начиная с кончиков пальцев на ногах. Он четко называл их, время от времени хвалил, говорил: «У вас хорошо получается» – и предлагал еще больше расслабиться. Некоторые фразы были как будто неправильно построены, смысл ускользал, словно в них чего-то не хватало – то ли глагола, то ли дополнения. Другие вообще казались бессмысленным набором слов без всякого намека на логику. Все было тем более странно, что уверенный тон и хорошо поставленный голос выдавали человека, хорошо владеющего речью. Несколько минут Натан в недоумении слушал эту белиберду. Человек ненадолго замолчал и снова заговорил, теперь уже совсем о другом. Казалось, он описывал характер или темперамент своего собеседника, хотя правильнее было бы сказать – приказывал ему, что тот должен думать и чувствовать. Натан слушал это с нарастающим беспокойством. Опять наступила тишина. А затем прозвучали слова, от которых у молодого человека кровь застыла в жилах: