Читать книгу "Незабываемая ночь - София Джеймс"

Селеста вспомнила, как ее кто-то схватил за руки, незнакомые мужчины оттаскивали ее от тела отца, когда она пыталась зажать рану, все вокруг было в крови – в крови ее отца.

Ей необходимо скорее помочь Шейборну. Теперь в этой комнате она чувствовала себя запутавшейся в липкой паутине, где ложь странным образом переплетается с отвагой и благородством. Эти люди находились на переднем плане в политической жизни, а она, порой, требует крови своих активистов. Так будет снова и снова, пока они не отдадут ей себя до конца, даже свою скорбь.

Селеста взяла принесенную горничной сумку, стараясь не думать о тихо произнесенной Кэролайн просьбе о прощении.

Выбежав на улицу, она принялась яростно тереть щеки, уничтожая следы слез и ругая себя за то, что позволила воспоминаниям о потере вновь заставить страдать. Давно пора привыкнуть к предательству. Она надеялась на Кэролайн Дебюсси как на единственного человека, с которым была связана памятью об отце, а теперь потеряла и ее.

Внезапно Селеста поняла, что стоит в свете фонаря, и метнулась в сторону, в переулок, прижала руки к холодному камню стены и огляделась. О безопасности нельзя забывать ни на секунду. Сейчас она, как капля в бурной реке, несется вперед, чтобы встретиться с океаном. Ей надо стать похожей на листок на ветке дерева в густом лесу, который невозможно отыскать. Рядом никого, ей одиноко, все ужасы Парижа только и ждут момента, чтобы наброситься на нее. Селеста поклялась, что не позволит схватить ее, по крайней мере живой.

Шейборн был едва жив. Тело его горело. Вино, оставленное в стакане, было не тронуто.

В принесенной от Кэролайн сумке обнаружилась бутылка с водой. Селеста намочила кусок ткани и поднесла ко рту Саммера. К счастью, губы его зашевелились.

– Я… решил, что ты… ушла навсегда, – пробормотал он.

Оказалось, ему было лучше, чем она полагала, он даже смог держать бутылку с водой.

– Если я уйду, ты не выживешь.

Ему хватило сил улыбнуться, и это тронуло душу Селесты. Слабая улыбка, но от нее стало теплее, хоть и немного грустно. После разговора с Кэролайн Дебюсси приятно было видеть искреннее проявление чувств.

Он видел, как вспыхивали и тухли искры в ее глазах. От того, что она сделала выбор, или не смогла?

Рана на бедре пульсировала, он чувствовал себя разбитым и больным. В Испании с ним уже случалось похожее, тогда потребовалось несколько недель, чтобы прийти в себя. Сейчас у него лишь несколько часов, им надо спешно уходить.

Селеста где-то смогла раздобыть лекарства, хотелось верить, что они помогут.

Он поморщился, когда она сняла муслиновую повязку с раны, а потом опять, когда она стала промывать ее вином из стакана. В небольшом помещении он хорошо ощущал запах собственного пота и страха, Селеста тоже могла, что ж, ничего не поделать.

– Больно?

– Нет.

– Мне больше нравится, когда ты честен со мной, майор. Рана не болела, если бы ты умер. Пусть подсохнет минут десять.

– Спасибо. – Он хотел, чтобы голос звучал уверенно и не дрожал. Селеста должна понять, что может в любую минуту уйти, нельзя лишать ее выбора.

– Когда-то давно мы были друзьями. Это должно что-то значить?

«Когда-то давно мы были любовниками», – подумал он в ответ.

– Расскажи мне о своей жене.

Он и забыл, какой Селеста может быть резкой и прямолинейной.

– Она была красивая, добрая и милая. Мы были женаты три года, потом она заболела и через несколько часов умерла.

– Как ее звали?

– Анна.

Лицо его исказилось, давая понять, что он все еще не пережил трагедию.

– Ты любил ее?

– Любил.

– Тогда прими мои соболезнования. Ты лоялен к другим религиям?

– Вполне.

Она достала четки.

– Не возражаешь, если я помолюсь за нее?

– Это будут католические молитвы?

– Бог един. Думаю, он их примет.

– Твой отец был католиком?

– В Англии он вообще не ходил в церковь, лишь во Франции решил, что ему нужна поддержка свыше.

– Он понимал, что его политические взгляды… неразумны, если не сказать безрассудны?

– Многие здесь могли бы сказать то же самое о твоих действиях в Испании, майор. Шпион – не самый простой в общении человек, особенно если у него такая репутация, как у тебя.

Он рассмеялся, сам удивившись, как весело вышло.

– У каждого своя точка зрения. Французы меня ненавидят, а испанцы наоборот.

– Думаешь, Уэлсли победит Сульта в Испании?

– Уверен. Он уже движется к Сантандеру.

– И войдет во Францию.

– Разумеется.

– Получается, все зря? Смерти, загубленные жизни?

– Полагаю, твой отец счел бы, что его смерть была ступенькой к достижению цели. Даже трагические события – это получение необходимого опыта. И они приводят к росту, если все правильно воспринимаешь.

– Ты уехал в Испанию после смерти жены?

– Верно.

– Не беспокоило, что тебя могут убить, ведь сердце твое будто уже умерло, так?

Он ответил ей вопросом:

– Ты испытывала это после смерти отца?

– Папа знал, каковы риски. – Она отвечала резко и отрывисто, чтобы скрыть за манерой истинные чувства. – Он сделал выбор и считал, что все, кого он любит, должны быть рядом.

– Ты не была согласна?

– Как и любой, у кого есть собственные убеждения. Думая о всеобщем благе, он забывал о ближних. Если бы он умел довольствоваться малым…

Селеста замолчала, взяла бутылку вина и сделала большой глоток. Затем посмотрела на четки, привычно и ловко принялась перебирать пальцами бусины.

Она начала с Апостольского Символа веры:

– Верую в Бога, Отца всемогущего… – Повторение слов молитвы помогало ей обрести покой. Бальзам для израненной души. Она будто делилась болью со святыми, которые единственные могли помочь ей выдержать бремя.

Шейборн лежал с закрытыми глазами, повторяя про себя одну за другой молитвы: Отче наш, Аве Мария, К Пресвятой Троице и Первую Светлую Тайну. Наконец она закончила, положила четки ему в ноги и опять взяла мешок, в котором нашлись, помимо сильнодействующих порошков, побеги чеснока и душица.

Селеста взяла из бумажного кулечка самый темный порошок и щедро насыпала в кровоточащую рану. В этом Кэролайн можно доверять: если она сказала, что снадобья действенны, так оно и есть. Завязывая бинт, она на одном дыхании прочла молитву ангелу-хранителю.

– Завтра вечером нам надо уехать. Боюсь, больше ждать нельзя.