Читать книгу "Белая Согра - Ирина Богатырева"

Брат шикает и кивает головой к крану. Жу подрывается и почти ныряет под воду, под холодную прозрачную струю. Пьёт, закрыв глаза, хлопает губами, как верблюд. Пьёт, пьёт, пьёт.

– Не лопни, – усмехается брат из-за плеча.

– Я сейчас буду умываться, – шепчет Жу злорадно. Следит вполоборота, как его начнёт корёжить. Брат терпеть не может мыться, до дрожи. А Жу любит, но с одним условием – чтобы никто не видел, вообще никто. Дома запиралась в ванной, отец с Мариной уже беситься начинали, слушая, как Жу плещется по часу, барабанили в дверь. А тут – где тут запрёшься? Раковина в проходной комнате. Вчера утром полно народу было, так пришлось не умываться совсем. Не умываться, зубы не чистить. Если так дальше пойдёт, они просто сами отвалятся, и необходимость их чистить отвалится тоже.

Но пока можно. Пока Манефа в комнате, пока стучит чем-то и сама с собой разговаривает. Жу набирает воду горстью и ухает в лицо. Хорошо! И снова. Ух, как хорошо! Брат морщится. Он настоящий грязнуля, может сутками не мыться, неделями не менять бельё. Жу это бесит, они не раз уже цапались на этот счёт. Жу чистюля, раньше – и душ по два раза в день, и свежие носки и трусы каждый день, а можно было и дважды носки сменить, если у кого-нибудь дома окажешься и натопчешь. Но это раньше всё, совсем давно, ещё до брата, ещё до всего, когда было к кому в гости ходить, а Жу не позволяет себе вспоминать то время, Жу почти ничего уже не помнит из того времени, только тело вот помнит и мучается без воды, в грязи, в нестираных носках и трусах с майками, вонючее тело, ужасное, чужое. Не Жу.

– Ну вот и не жу-жу, – смеётся брат, и Жу плещет ему водой в лицо. Он визжит как резаный: – Обалдела совсем! Я же ненавижу, ты знаешь!

– Не растаешь, – отвечает Жу мстительно. – Вонючка. – И набирает полный рот воды, успеть бы ещё почистить зубы, пока Манефа там колупается.

Но не успевает.

– На-ко вот, хорошая ночнушка, никто не спал, великовата, можот, это самое, дак обрезать, – скороговоркой говорит Манефа, возвращаясь в комнату.

Жу выпускает изо рта фонтан воды и кашляет.

– Подавилась? Но, руки подыми. Подыми руки и кашляй шибче! – говорит Манефа.

Жу кашляет, хрипит уже. Вода стекает с лица. Жу противно. Хоть бы Манефа не смотрела!

– На-ко, утрись, – говорит та, суёт в руки полотенце и сама отходит, как будто понимает. – Я ночнушку тебе на постелю поло́жила, – слышит Жу и чуть не подпрыгивает:

– Нет, не надо! – бросается к кровати и садится на постель, раскрывает как можно шире руки – лишь бы Манефа не коснулась, лишь бы не тронула ничего. – Не надо, нет, спасибо!

– Чего не надо-то, самое это?

– Ночнушки, ничего не надо, я так сплю, – говорит Жу и морщится, болезненно сжимается: сейчас ор начнётся, крики, сейчас будет выяснять, в чём дело, и почему Жу такая не такая… Надоело это ужасно, но что делать, если Жу иначе не умеет, а постель свою никому не даёт трогать, в поезде двое суток на голой полке валялась – лишь бы никто даже случайно не коснулся простыни.

А ночнушку, правда, хочется. Сквозь прикрытые веки Жу видит её – беленькая, в мелкий цветочек. Страшно представить, сколько Жу не спала в ночнушке – с тех пор, как брат появился. Его бы воля, они бы вообще на полу дрыхли в джинсах и толстовке. Да они так и дрыхли, два месяца, наверное, выкинули из комнаты кровать – и на полу. Это уже после больнички было, брат тогда сказал… Да неважно, что он сказал, в итоге Жу это надоело, и они вернули кровать обратно, но в ночнушке всё равно при брате спать Жу стесняется.

– Точно не хочешь? – с сомнением спрашивает Манефа.

– Не-а. – Жу мужественно мотает головой.

– Но, как хочешь. Завтракать идём, каша на столе.

И уходит, тяжело переставляя ноги. Слышно, как достаёт на кухне чашки, включает чайник.

Неужели всё? И никаких расспросов? И никаких криков? Разве так бывает?

Жу без сил падает на подушку. Пронесло.

– К Вале Шустиковой надо бы сходить, банку Олькину отнесть! Да молока, можот, нам купить, будешь молока-то? Если есь у ей, дак, – говорит на кухне Манефа громко, чтобы слышно было в комнате. – Сходишь, к Вале-то Шустиковой, это самое?

Что? Жу напрягается. Оборачивается на брата.

– Зато без лишних вопросов, – ухмыляется он.

– А куда? – кричит Жу за стенку.

– В школу, дак я скажу.

– Зашквар, – вздыхает Жу и закатывает глаза.

– А? – кричит из-за стенки Манефа. – Ты чего сказала, не слышу!

– Схожу! – кричит Жу и поднимается. Оглядывается, чем бы заправить постель.

Рядом на стуле лежит аккуратно сложенная белая ночнушка в цветочек.

До школы оказалось идти так же, как они гуляли вчера, – через мост, мимо церкви, дальше в горку, мимо магазина, который «Магазин», потом свернуть, будет сквер и обелиск. Слева двухэтажное жёлтое здание, там клуб и библиотека – библиотека, замечает про себя Жу, – а ты вперёд, за сквер, там и школа. Запомнишь? – волнуется Манефа. Жу кивает: через мост, мимо церкви, за сквером. Чего тут не запомнить.

На улице оказалось лето. После вчерашней хмари и демонстрации небесной строительной мощи так неожиданно, как будто другое место вообще – ни облачка, небо голубое-голубое, выглаженное, безмятежно вытянулось над всеми холмами, и земля парит. Сто́ит Жу выйти за дверь, как в лицо ударяет запах травы, да так сильно, что они с братом расчихались.

На это заворчала собака. Вылезла из будки и устроилась на её крыше. Греется. Собака оказалась белой, худой.

– Привет, – говорит ей Жу. – Так вот ты какая.

Собака косится без доверия и один раз хлопает кончиком пушистого хвоста. Ей хорошо на будке. Не хочется лаять. Да и чего лаять, если Жу выходит из дома. Значит, уже своя.

Жу идёт мимо, на улицу.

Нет, такого преображения они не ожидали. Холмы лежат весёлые и умытые, небо сияет, как начищенное. Пахнет сиренью до одури. Жу втягивает воздух и прикрывает глаза. Нет-нет, сегодня совсем другое дело, сегодня хочется жить. И здесь, и вообще. И жарко ещё так, что хочется снять шапку. Жу даже тянет уже руку, но останавливается. Рано пока. Рано.

И правильно – потому что чем ниже они спускаются к реке, тем больше заметно и другое преображение: деревня ожила, кругом люди. Где они вчера были все? «По домам отсиживались», – хмыкает брат. Навстречу проезжают две машины. Вдоль реки идёт какая-то женщина. Боковым зрением Жу замечает за соседским забором мужика в синем трико, он стоит, облокотившись на грабли, и тоже втыкает на небо, как они только что втыкали вместе с братом. И дальше, у реки, у церкви и вообще по всей деревне – ходят ещё люди, бегают собаки, поют птицы, кричат оголтелые петухи. Кажется, это всё – такой аттракцион, парк развлечений, но вчера он не работал, стояли пустые декорации, а вот сегодня его включили, и оно задвигалось, ожило. Жу нравится так думать, это весело и совсем не страшно. Жу даже не боится выйти к людям, если думать о них так. Особенно в шапке.