Читать книгу "Венецианская маска. Книга 2 - Розалинда Лейкер"

Очень грустный момент наступил, когда Мариэтта, уже готовая к отъезду и одетая по-дорожному, вышла в один из залов, чтобы попрощаться с теми, кто верой и правдой служил на протяжении стольких лет мужу и ей, и поблагодарить их от души. Она держала на руках Елизавету, не выпускавшую из рук свою любимую куклу. Хотя Мариэтта знала по домашним записям, что челяди более, чем достаточно, она тем не менее поразилась, когда перед ней выстроилась шеренга из девяти десятков человек: млад и стар, мужчины и женщины. Здесь присутствовали и приглашенные по такому случаю гондольеры Торризи, вырядившиеся в свои лучшие ливреи, да и остальные слуги тоже постарались приодеться — все женщины были в чистых передниках и чепцах. Она обошла всех, найдя буквально для каждого теплое слово, дворецкий тут же раздавал жалование; каждый из них получил еще дополнительную сумму денег лично от нее — уложенные в одинаковые небольшие кожаные кошельки монеты. Большинство женщин всплакнули, да и некоторые мужчины с трудом удерживались от слез — ведь и их семьи на протяжении нескольких поколений прислуживали в этом прекрасном дворце.

После того как все завершилось, самый главный из гондольеров дома Торризи поспешил к ней, чтобы сопроводить к гондоле и отвести ее на новое местожительство. Не оглядываясь, она стала спускаться вместе с ним к гондоле. Ей было известно, что в течение часа или двух и этот дворец, равно как и все остальные, принадлежавшие Торризи, будут заперты и опечатаны до тех пор, пока не решится судьба их самих и всего, что было в их стенах. То же ожидало и их загородную виллу, в которой они с Доменико провели столько счастливых дней и часов. Взгляд Мариэтты был устремлен вперед. У нее теперь оставалась двуединая задача: первое — вырастить и дать все, что можно Елизавете, и добиться если не реабилитации, то хотя бы смягчения приговора для Доменико. А конечной ее целью было доказать его невиновность.

Адрианна вместе с Леонардо задали ее. Едва ступив на порог, Мариэтта сразу же почувствовала, как постарались они, чтобы ей было хорошо здесь. Отведенная ей комната оказалась достаточно просторной, и там вполне помещался клавесин. Кухня, размещавшаяся прежде на первом этаже, была оборудована в комнате, где происходили роды: она сейчас ничем не напоминала прежнее помещение — новые панели стен, новая большая удобная плита; потолок сиял свежей побелкой. Мариэтта поняла, что они стали готовиться к сегодняшнему дню загодя, едва начался процесс над Доменико.

Буквально в первые полчаса пребывания здесь Мариэтты появилась снедаемая чувством вины и стыда за своего супруга Элена.

— Это я довела тебя до этого, Мариэтта! Я ничего не сумела сделать для Доменико, а теперь точно знаю, что все это происходило буквально у меня под носом.

— Тебе незачем корить себя, Элена. И Доменико, и мне прекрасно известно, сколько сил ты положила, чтобы этого не было, и мы оба очень благодарны тебе.

— Как же вы все поместитесь здесь? — Элена в изумлении обвела взором комнату. Она успела так привыкнуть к огромным помещениям дворца, что эта квартира, по мнению Мариэтты, очень просторная, казалась ей даже меньше, чем тогда, когда их застали роды. Потом, завидев открытую дверь в соседнюю комнату, она помимо своей воли устремилась туда, но вдруг остановилась, увидев спящую в кроватке Елизавету.

Мариэтта подошла к ней и обняла.

— Если хочешь, сходи к ней.

Элена покачала головой и закрыла дверь.

— Нет, — сказала она, стараясь побороть отчаяние, приложив руку к горлу. — Это твой ребенок. Любовь к ней не лишит меня рассудка.

— Мне никогда бы этого не выдержать. У меня нет твоей силы воли.

Элена сокрушенно улыбнулась.

— Силы воли, говоришь? Да нет, это просто-напросто трусость, вот что это такое. Я уже не в силах переносить боль. А теперь, наверное, стану навещать тебя только тогда, когда Елизавета будет спать.

— Адрианна пообещала мне, что ее няня присмотрит и за Елизаветой вместе с ее детьми, если мне понадобится на часок-другой выйти куда-нибудь. Так что, если мы с тобой когда-нибудь оденем наши бау-ты, то вполне сможем предпринять небольшую прогулку.

— Ага, давай! Помнишь, я тебе все время твердила, что хочу показать дом, где жила вместе с бабушкой Лючией, в нем и родилась? У нас ведь так и не было случая.

И они договорились, что непременно сходят туда, как только у Мариэтты выдастся свободный часок. А сейчас ей было необходимо встретиться с одним человеком, который обещал ей похлопотать о разрешении на свидание с Доменико. До сих пор получать письма ему не разрешалось, поскольку власти опасались, что он исхитрится посылать какие-нибудь шифрованные директивы тем, кто сотрудничал с ним и находится на свободе. Мариэтта догадывалась, что среди его соратников немало людей благородного происхождения, но после того как он был опозорен, судим и приговорен к пожизненному заключению, они из соображений конспирации хранили молчание и вообще старались ничем себя не выдать, чтобы их не постигла та же участь.

Как она и опасалась, дож на ее просьбу о свидании ответил отказом. Она попыталась встретиться с его женой, не раз бывавшей ее гостьей в палаццо Торризи, но и на этот раз Мариэтту ждало разочарование — та даже отказалась принять ее. Несколько друзей Доменико, в прежние времена готовые ради нее на все, теперь, после этого судилища, круто изменили свое отношение к ней.

Ей разрешили отправить Доменико кое-что из мебели, поскольку заключенный имел право сам обставлять свою камеру. У него появились столик из розового дерева, кресло, ореховый книжный шкаф, полный книг, два персидских ковра, умывальник, облицованный деревом, очень удобная кровать, прекрасное белье, теплые покрывала. Одежда хранилась в комоде. Доменико позволялось иметь в камере вино и любую еду, которую ему передадут. Хоть и не было разрешено писать письма, Мариэтта снабдила его в избытке письменными принадлежностями, бумагой и даже свечами.

Она не жалела денег на то, чтобы Доменико жил в человеческих условиях, но, когда пришло время платить за все, она поняла, что деньги, оставшиеся в ее распоряжении, скоро кончатся. В свое время Мариэтта настояла на том, чтобы платить Леонардо за квартиру, хотя и очень скромную сумму, но ее следовало выплачивать регулярно. Сомнений не возникало, что любая вещь из ее драгоценностей обеспечивала и ей, и Елизавете безбедную жизнь на протяжении длительного времени, но Мариэтта не спешила расставаться с ними, поскольку деньги могли ей понадобиться и на то, чтобы помочь при организации побега Доменико, если это станет возможным. Случалось, что с этого чердака некоторые ухитрялись бежать. Рассказывали о некоем синьоре по фамилии Казанова, который сбежал, выбравшись на крышу Дворца дожей. И тогда деньги дали бы им всем возможность благополучно скрыться из Венеции. Она уже написала братьям Доменико о том, что произошло, и хотя в данный момент они мало чем могли помочь, она нисколько не сомневалась, что в будущем, если такая необходимость возникнет, несомненно, помогут.

Леонардо несказанно удивился, когда Мариэтта обратилась к нему с просьбой дать ей работу. Он прекрасно понимал, что ее светской жизни пришел конец, окончательный и бесповоротный: от нее отвернулись все, за исключением очень немногих наиболее близких друзей. Только вот Оспедале оставалась Оспедале. Разве что в составе совета директоров теперь не было Доменико Торризи. Девушка, когда-то учившаяся и воспитывавшаяся в Оспедале, оставалась таковой на всю оставшуюся жизнь, какие бы невзгоды не терзали ее, хотя теперь уже не было сурового обычая выжигать букву «О» на ногах.