Читать книгу "Жёлтая магнолия - Ляна Зелинская"

— Тогда и я продолжу думать о вас по своему, — ответила она ему в тон.

— И что же вы можете обо мне думать? Даже любопытно!

— Я думаю, что вы напыщенный сушёный стручок ванили! Такой же дорогой, сморщенный и приторный. Как, впрочем, и все патриции! И мои условия таковы: не вы меня нанимали, не вам меня выгонять. Но если у вас не хватает духу дать отпор старшему братишке, то имейте достоинство терпеть меня две недели! — воскликнула Миа и тут же подумала, что это ей дорого обойдётся.

Потому что маэстро Л'Омбре посмотрел на неё так, словно собрался наколоть на булавку и засушить между книжными листами. Или поместить в стеклянную колбу. И от этого холодок нехорошего предчувствия пробежал по спине. Тут же вспомнилось то, что она нагадала сама себе, и это только усугубило ощущение грядущих неприятностей.

Наверное, ей всё-таки стоит сделать всё возможное, чтобы он поскорее отправил её прочь. Вывести его из себя, но как-нибудь без кражи серебряных ложек. А ещё стоит изображать из себя дурочку, чтобы он не подумал, что она и правда может узнать какие-то страшные семейные тайны. Возможно тогда всё и обойдётся. Но при этом нельзя выглядеть шарлатанкой, а то Лоренцо делла Скала не заплатит ей обещанного…

Осталось только придумать, как всё это совместить.

— Ну что же… посмотрим, на сколько вас хватит, монна Росси. И раз мы всё прояснили, то не будем терять времени, прошу, — маэстро сделал жест рукой и открыл дверь, ведущую из гостиной в кабинет. — Вы хотели подробностей — вот они.

Миа надела сумку на плечо и, взяв в руки чашку с кофе, шагнула в распахнутую дверь.

Глава 5. Наблюдательность или предвидение?

Большой светлый кабинет с окнами, выходящими на канал, был заставлен шкафами и шкафчиками, завален книгами и странными предметами, названия которых, как и предназначение, Миа не знала. Стеклянные колбы и сосуды, коробки и свёрнутые карты, заспиртованные уродцы в банках — чего только не было в этой комнате!

Огромный стол из орехового дерева располагался между высоких окон, а рядом стояли ещё бюро-конторка и секретер. И повсюду бумаги, чертежи, записи и зарисовки…

Массивное кресло, обтянутое тёмной кожей — для хозяина, и в пару ему ещё два поменьше — для гостей. Миа обвела кабинет взглядом и подумала, что если всё это вокруг принадлежит маэстро Л'Омбре, то, наверное, он и правда очень умный. Хотя некоторая часть предметов, вроде колб с заспиртованными ящерицами или набора хирургических инструментов, её испугала. Каким бы умным ни был человек, зачем хранить у себя подобные вещи? А тем более странно, когда они принадлежат не маэстро медицины, а патрицию.

Справа от стола, на стене, Миа увидела красочную фреску. Она занимала всё пространство от пола до потолка, и на ней была мастерски изображена карта Аква Альбиции со всем хитросплетением переулков, улиц, каналов и мостов. Вот главный Храм и Дворец Дожей, кампанилла Сан-Паоло и Монетный двор, базилика делла Салюте, мосты через Дворцовый канал и волнорез у входа в лагуну. Всё такое выпуклое и яркое, раскрашенное разноцветными красками. И даже разделение на сестьеры — городские районы — было выполнено в разных цветах. Богатые сестьеры — зелёным, а бедные — оранжевым, будто предупреждая ярким цветом: сюда лучше не соваться.

Эта фреска была не просто картой, а целым произведением искусства. Маленькие фигурки торговок на рынках, гондолы, плывущие по каналам, Миа разглядела даже лодки цверров с красно-жёлтыми палатками. Все эти детали делали карту объёмной и почти живой.

А поверх карты тончайшими булавками были приколоты бумажки с рисунками, которые, очевидно, сделал маэстро Л'Омбре. И при взгляде на них Миа почувствовала, как по спине снова пробежал холодок. Рисунки показались ей слишком уж реалистичными.

Девушки с крыльями, изображённые на рисунках, были похожи на спящих фей или на статуи скорбящих ангелов, украшающие обычно вход в склеп. Рядом с каждой висело несколько записок, и от одной булавки к другой тянулись красные шёлковые нити, на которых тоже висели записки. И всё это вместе напоминало какую-то страшную паутину.

Картина была одновременно завораживающей и жутковатой, и Миа, не задумываясь, произнесла первое, что пришло в голову:

— О-ля-ля, Святая Лючия! Глядя на это, я бы подумала, что это вы их всех и убили!

Маэстро обернулся и посмотрел недоумённо сначала на фреску, а потом на Дамиану, и спросил:

— И с чего вдруг такой вывод?

— Всё это, — она поставила чашку с кофе на край стола и махнула рукой в сторону фрески, — похоже на какой-то жуткий план или гербарий! Будто это вы собираете мёртвых бабочек. Или на паутину, в которую они попали, только паука пока что не видно.

Сказала и внезапно подумала, что вот он и паук — стоит и смотрит на неё с ненавистью и презрением, и нацепил бы и её на свою паутину, как этих несчастных, да только не может. Или… пока не может.

И от этих мыслей ей стало совсем уж не по себе. С чего бы это ей такое подумалось?

Маэстро же ничего не ответил на её слова, лишь прищурился, взглянув на Дамиану, а потом на фреску, сел в кресло и закинул ногу на ногу.

— Прошу, монна Росси, — наконец произнёс он, небрежно указав рукой на рисунки, — всё на этой стене. Удивите меня. Блесните предвидением. Четыре девушки, четыре площади, крылья, цветы, полночь. Их всех привезли на лодке и оставили на камнях у воды. Одежду забрали, усыпали лепестками. И никто ничего не видел и не слышал. А теперь посмотрите в ваш шар и скажите хоть что-нибудь… внятное или хоть сколько-нибудь полезное.

Миа пропустила едкий сарказм последней фразы и подошла к фреске.

Так значит их было четыре, а не три! Какой ужас!

Злость понемногу утихла, и теперь Светлейшая окончательно замолчала. Сегодня Миа и так увидела слишком много, вряд ли на неё снова снизойдёт озарение. А жаль. Было бы приятно утереть нос высокомерному маэстро! А заодно и остановить того ненормального, который всё это делает. Но увы, теперь она смотрела на рисунки и видела лишь то… что маэстро Л'Омбре прекрасный художник. Его карандаш был безупречен, и правдоподобность изображённых девушек завораживала и пугала.

Миа окинула взглядом бумажки, приколотые вокруг каждого рисунка, и попыталась прочесть написанные на них заметки, но не смогла. Насколько хорошо маэстро рисовал, настолько неразборчивым оказался его почерк.

— А что здесь написано? — спросила она, указав на один из клочков бумаги.

— Понадобились подсказки? — переплетя пальцы, довольно усмехнулся маэстро, словно ожидал от неё этого замешательства. — Обычный приём шарлатанов — понаблюдать за клиентом, узнать побольше, а потом выдать эти знания за глас божий. Не так ли, монна-Дамиана-Винченца-Росси?

Миа почувствовала, как в ней снова поднимается глухое раздражение, потому что отчасти… Отчасти он был прав. Это и правда приём шарлатанов. И она сама не раз им пользовалась. Но не сегодня! И поэтому стало даже как-то… обидно.