Читать книгу "Мик Джаггер - Филип Норман"

В 1979 году после пары невнятных романов (самый испорченный «Стоун» был не таким уж и жеребцом, да к тому же, по сути, моногамен) он познакомился с двадцатитрехлетней американской фотомоделью Патти Хансен, которая недавно была лицом «Кальвина Кляйна» и красовалась на гигантских щитах над нью-йоркской Таймс-сквер. Он добивался ее со всем пылом своей романтической натуры и засыпал любовными письмами, порой написанными его собственной кровью. Патти, как ни удивительно, не сбежала в ужасе, и теперь эти двое жили вместе. Патти и Джерри объединяла жизнерадостность — а также обложки «Вог», — и они стали подругами и союзницами, даже ближе, чем вскорости станут Проблесковые Близнецы.

Мик из развода вышел победителем, но по-прежнему сильно злился на Бьянку, говорил, что с ней трудно, что она «подлая», и отвергал даже мысль о том, что однажды они могут подружиться. Особенно его бесило, что она оставила себе его фамилию, хоть и уверяла, что фамилия эта принесла ей одни несчастья. Он ни секунды не сомневался, что Бьянка, дабы возместить недостачу алиментов, станет эксплуатировать эту фамилию на полную катушку.

Но ради дочери следовало соблюдать политес. Мика регулярно пускали к Джейд — тут Бьянка и впрямь могла сподличать, если бы захотела, — и он оставался любящим, внимательным отцом. Джейд заезжала к нему на американские гастроли в 1981 году и наблюдала из-за кулис в нетерпении, как все десятилетки, приходящие к отцу на работу.

Роль неофициальной мачехи Джерри играла с обычным своим апломбом. По приезде в Орландо на концерт на «Танджерин-боул» она стерла макияж, завязала волосы в хвост и вместе с Джейд и другими гастрольными детьми на весь день отправилась в «Диснейуорлд». Мик признался, что и он не прочь присоединиться, но поднимется такая суматоха, что сил никаких нет. «Вообще-то, я люблю русские горки», — прибавил он довольно уныло, бегая туда-сюда в своих футбольных бриджах, готовясь встретиться с очередными восьмьюдесятью тысячами народу.

Выяснилось, что Мик зря волновался, — Бьянка использовала его имя не затем, чтобы грести деньги лопатой или как-нибудь просочиться на его территорию. Одно время она пыталась сниматься в кино, сыграла пару мелких ролей, но едва ли оправдала прозвище «новой Греты Гарбо», которым одарил ее Энди Уорхол. Затем в 1979 году она вернулась в Никарагуа в составе делегации Красного Креста, наблюдать за восстановлением страны после землетрясения 1972 года. В страну вливались благотворительные средства — не в последнюю очередь через Мика и «Стоунз», — но та пребывала одним из беднейших черных пятен в Латинской Америке, а хватка семейства Сомоса не ослабевала.

С тех пор жизнь Бьянки — которая прежде сводилась к нарядам и поискам богачей, что ее защитят, — совершенно переменилась. «Студия 54» лишилась своей королевы, а народ ее родины и соседних стран, измученный нищетой и злобными деспотами, обрел страстную, бескорыстную защитницу.

В 1981 году, пока Мик разогревался перед возвращением в Америку, Бьянка с делегацией американского конгресса приехала в Гондурас исследовать судьбу беженцев, что потоком текли через границу, прочь от гражданской войны в Сальвадоре. У них на глазах сальвадорский расстрельный отряд с винтовками М16 куда-то погнал человек сорок беженцев. Бьянка и другие члены делегации пошли следом и закричали, что их тоже придется расстрелять, — иначе они расскажут о том, что видели. В результате пленных отпустили.

Ее международная репутация упрочилась, когда клан Сомоса наконец был сброшен революционной партией СФНО, они же сандинисты, и американское правительство, опасаясь распространения коммунизма в Латинской Америке, принялось тайно финансировать контрас, правое контрреволюционное движение. Бьянка принимала участие в лоббировании против такой политики и стала глашатаем в последующем скандале, когда выяснилось, что администрация Рейгана тайно продавала оружие Ирану, якобы своему архиврагу, дабы финансировать контрас. Мир наконец увидел, как некто по фамилии Джаггер бесстрашно вмешивается в политику.

* * *

Убийство Джона Леннона не отвратило Мика от Нью-Йорка; жить там уж точно не стало опаснее. Но роман с Джерри впервые пробудил в нем интерес к недвижимости. К началу восьмидесятых он почти равное время проводил в двух зарубежных регионах, и каждый по-своему насыщал его ненасытное стремление обрести статус.

Во-первых, была долина Луары, район, который славится своими винами и древними замками, давшими имена самым элитным винодельням. В крошечной деревушке Посе-сюр-Сисс, под Амбуазом, он купил замок «Ля Фуршетт» («Вилка»), построенный в 1710 году — как и его прежний дом в Челси — и когда-то принадлежавший герцогу де Шуазёлю, министру финансов короля Людовика XVI. Замок «Ля Фуршетт» был невелик, вокруг раскинулся фруктовый сад — отчасти напоминало родной Кент. Мика увлекали исторические изыскания, и он выяснил, что, в отличие от других луарских замков, «Ля Фуршетт» строили не для любовницы богатого аристократа; что интересно, там не было лестницы черного хода, — видимо, в XVIII веке слуг в доме не держали. К замку прилагалась личная часовня, которую можно было переоборудовать в студию звукозаписи. Вокруг было мирно и безлюдно (только хрюкали кабаны на свиноферме по соседству), однако до Парижа рукой подать, а из Тура до Лондона на авиатакси — всего семьдесят минут.

Новый хозяин не нарушил покоя Посе-сюр-Сисса. В «Ля Фуршетт» Мик держался тише воды ниже травы, ездил на старом «опеле-истейт» или на скромном «ниссане-микра», готовился к гастролям на тополиных грунтовках, ведущих в Тур. Работники на полях и винодельнях привыкли наблюдать, как он боксирует с тенью, отрабатывает удары карате или — важное предгастрольное упражнение — очень быстро бегает спиной вперед. На французов производило впечатление, что среди его гостей были не только родные и коллеги, но и выдающиеся деятели культуры — в частности, искусствовед и биограф Пикассо Джон Ричардсон. Ричардсон восторгался классическим огороженным садом, который Мик заказал светскому дизайнеру ландшафтов Альви де Лиз-Милн. Позже Ричардсон вспоминал долгие, неторопливые трапезы «под каштанами [за] большими столами на козлах… дети поглощают булочки, взрослые раскуриваются…». Случались и зрелищные вечеринки с переодеваниями, и Мик с наслаждением одалживал самые экстравагантные предметы из гардероба Джерри.

Как и Кит, идеальным местом для отпуска он полагал Вест-Индию, хотя его вкусы предполагали нечто более утонченное, нежели ямайский марихуановый пояс. С 1970 года он регулярно навещал Мастик, островок архипелага Гренадины, собственность британского аристократа, достопочтенного Колина Теннанта (он же третий барон Гленконнор), и излюбленное убежище разведенной сестры королевы, принцессы Маргарет. Жильем на острове владели и другие богатые и титулованные, и заявки на вступление в этот зачарованный круг просеивались строже, чем в клубах на Пэлл-Мэлл-стрит. Ну разумеется, Мик нацелился на единственный район бывшей Британской империи, где по-прежнему триумфально правила аристократия.

Он отдыхал на Мастике с Бьянкой (как и Джерри с Брайаном Ферри) и еще тогда — с радушнейшего согласия правящей элиты, разумеется, — приобрел домик, скорее даже хижину на пляже. Хижину эту он теперь взялся перестраивать в японский дом с шестью спальнями, на обширном участке, где будут пруд с карпами, павильоны и аллея. Дом назвали Старгроувз, в честь беркширского готического каприза, купленного для Марианны Фейтфулл в шестидесятых (и наконец благополучно проданного, к облегчению Джерри). Старгроувз на Мастике уготована была судьба посчастливее, хотя и его в итоге начнут сдавать.