Читать книгу "Екатерина Великая - Николай Павленко"

Приписываемая Дашковой руководящая роль в перевороте опровергается и тем, что она, по собственному признанию, появилась в Казанском соборе, когда все завершилось без ее участия; Екатерина была объявлена императрицей.

В другом отношении, пожалуй, права Дашкова: императрица в беседе с австрийским императором охарактеризовала княгиню «как самую капризную женщину». Следов этой капризности Екатерина Романовна не оставила.

Вслед за замечаниями в адрес императрицы идет опровержение молвы о достоинствах и пороках Дашковой, сформулированных ею самой. Многие, писала она, ей приписывали «ум и проблески гения». Дашкова дала ответ, с которым трудно не согласиться: «В уме я не чувствовала недостатка, но на второй не обнаруживала ни малейшего притязания».

Следующее суждение о натуре Екатерины Романовны относилось к ее учености. Здесь тоже можно с ней согласиться: «Это совершенно ложная черта». Раннее замужество, дети, болезни «вовсе не благоприятствовали кабинетным трудам, которые я так любила».

Ответы на вопросы о характере ставят под сомнение искренность Екатерины Романовны. Здесь она подает себя без изъянов и темных пятен. Княгиня, например, решительно и столь же безосновательно отвергает наличие у нее таких пороков, как тщеславие, крайнее самолюбие, упрямство.

В Толковом словаре Даля читаем следующее определение: «тщеславиться чем, искать суетной или тщетной, вздорной ложной славы, внешнего почета, блеска, почестей или хвалы; величаться, кичиться, возноситься, ревнуя вообще к наружным знакам почести; хвалиться заслугами, достоинствами, богатством своим, хвастаться, бахвалиться»[463].

Разве не тщеславие и самолюбие руководили ее пером, когда она бралась составлять «Записки» и описывать свою персону? Самолюбием и тщеславием она руководствовалась, когда отвергла выбор сына в супруги купеческой дочери. Княгиня обладала характером, который в обыденной жизни принято называть тяжелым или дурным.

Нерасположение к ней окружения императрицы отчасти можно поставить в вину окружению, но главным образом самой княгине: она сама писала о наличии «толпы моих врагов, окружавших императрицу». Если речь идет о толпе врагов, то справедливо было бы поискать причины ее существования в самой княгине. К сожалению, вражда к княгине проникла не только в придворную среду, но и в среду родственников.

Погружаясь в сферу семейных отношений, мы должны учитывать, что ее полноценное освещение возможно только при наличии всего комплекса источников: писем, мемуаров, хозяйственных документов, свидетельств посторонних лиц и т. д.

К сожалению, мы располагаем ограниченным количеством источников, случайно сообщающих отрывочные сведения и взгляды только одной стороны (самой княгини), участвующей в семейном конфликте. Поэтому выводы, на них основанные, не представляются нам бесспорными.

Нам представляется, что виновницей напряженных и даже враждебных отношений в семье Дашковых была властная и самолюбивая княгиня, игнорировавшая интересы дочери и сына. Дочь Анастасию Екатерина Романовна выдала замуж за некоего Щербинина. Выбор пал на него потому, что он был меланхоликом, что, по мнению княгини, должно было благотворно отразиться на семейной жизни и сгладить неуравновешенный характер дочери. На поверку оказалось, что супруг Анастасии Михайловны страдал психическим расстройством, с годами усиливавшимся. В письме, относящемся к 1784 году, анонимный автор писал к неизвестному корреспонденту о Щербинине: «Говорят, он помешан, разговаривает сам с собой, смеется, и затем становится задумчивым и печальным». Нетрудно представить, имея в виду нравы второй половины XVIII века, как вела себя супруга — она пустилась в разгул, промотала часть приданого, составлявшего 80 тысяч рублей, чего, разумеется, не одобряла мать-аскетка. Начались ссоры. Судя по письмам княгини, она запретила дочери появляться в своем доме, взяла с нее обязательство не показываться «в тех местах, где может меня встретить». В письме к брату 30 ноября 1803 года княгиня сообщала о мотовстве дочери: «Ты увидишь в Петербурге мою дочь. Шесть лет как я заплатила все ее долги. Однако один из кредиторов предъявил иск на 10 тысяч рублей, и через шесть недель продали часть ее имения». В другом письме, на этот раз к дочери, мать писала: «Я тебя прощала семь раз, что только ангел милосердия простить мог…» и т. д. Далее — упрек дочери, что она тайком приезжала в имение матери и настраивала против нее крестьян. Княгиня обвиняла дочь в разврате, мотовстве, неповиновении и прочих грехах. Распря с дочерью кончилась тем, что мать лишила ее наследства, как недвижимого, так и движимого имущества.

Не лучше обстояло дело и с сыном. Княгиня, похоже, делала все от нее зависящее, чтобы сын и дочь выросли физически крепкими, здоровыми и образованными. Она возила их лечиться за границу, сочла необходимым, чтобы сын закончил Эдинбургский университет. И тем не менее и сын, и дочь не ответили заботливой матери ни благодарностью, ни послушанием. Сын, как только освободился от опеки матери, стал бражничать, залез в долги, так что матери пришлось раскошеливаться на их погашение. И хотя после смерти сына состоялось примирение свекрови с невесткой, трагедия не растопила до конца суровое сердце княгини; из 69 тысяч рублей, завещанных различным лицам, на долю невестки пришлось только 10 тысяч рублей.

Непросто разобраться в последнем упреке в адрес Дашковой: «Меня также представили жестокой, беспокойной и алчной». Перечисленные упреки княгиня отклонила. Можно безоговорочно принять ее заявление относительно жестокости: «Мои знакомые и слуги, я уверена, не могут обвинить меня в жестокости». Что касается скупости, то «этот порок, — писала Екатерина Романовна, — свойствен только низкому уму. В этом отношении лучшим моим оправданием служат денежные пособия родственникам, гораздо выше моих средств». Цитированное заявление соответствует действительности: горячо любимого сына она выручала из беды дважды, раз уплатив за него девять тысяч, в другой — 24 тысячи. Погашала она долги и своей непутевой дочери.

Порок Екатерины Романовны скорее можно назвать стяжательством. В самом деле, в источниках, исходивших от Дашковой, часто упоминаются жалобы на бедность, на необходимость экономить во всем, ибо надлежало расплатиться с долгами покойного супруга и сделать это так, чтобы не продать ни одного крепостного и тем самым не оставить детей без наследства. Ей пришлось расстаться с драгоценностями, серебряной посудой и ограничить свои расходы 500 рублями в год. По инерции она продолжала экономить и в годы, когда ее годовой доход достигал 25 тысяч рублей — сумма по тем временам громадная.

Помещица держала все нити управления имениями в своих руках, вникая во все детали их хозяйственной жизни. В 1799 году она сетовала на понесенные убытки от града: «У нас два раза были грозы и град, наделавшие много бед; моя конопля почти совсем уничтожена; хорошо, если нам удастся спасти хоть десятую часть; убыток свой исчисляю в 1500 рублей». В другом письме (1793 год) она жаловалась на подорожание мяса: «Провизия с каждым днем дорожает. Говядина стоит 10 коп.».