Читать книгу "Панджшер навсегда - Юрий Мещеряков"

– Давай, дружок, забросим-ка мы ее ко всем чертям. У тебя руки потные, вытри их и успокойся.

Но тот продолжал суетливо оглядываться по сторонам, лишь бы не смотреть в пустеющий гранатный ящик, где его ожидал последний приз с ввернутым запалом.

– Бери гранату. Хорошо. Вот так.

Касымов крепко сжал рукой тяжелый ребристый овал железа, и тот нагрелся. Ремизов накрыл широкой ладонью руку своего солдата. Одинокий здесь, на посту, непристроенный, с большими грустными глазами на широком лице, он чем-то напомнил Комкова, и ротному хотелось научить его выживать на войне.

– Держишь? Чувствуешь ее? Не бойся, я с тобой. Граната тебе не враг – она твоя защита, твоя оборона. Она так и называется – оборонительная.

– Я понял, товарищ старший лейтенант. – Или Ремизову показалось, но голос солдата стал чуть увереннее.

– Разжимай усики. Так. Выдергивай чеку. Так, спокойно. Все у нас получится.

– Я боюсь.

– Это слова, они ничего не значат, а бросать надо. Чеки уже нет. Давай сам. Бросок!

В две руки они отправили гранату в расщелину, и следом обратно вырвался ставший обыденным резкий, пронзительный скрежет рваного железа.

* * *

Не успел Ремизов спуститься в полк, как его сразу засыпали новостями. И сто раз прав тот, кто сказал, что самая лучшая новость – это отсутствие новостей.

– Командир, мне выговор объявили, – первым отрапортовал Сафиуллин.

– Наверное, по делам?

– Какое «по делам»? На утренний осмотр пришла медицинская комиссия во главе с Литвиновым. В строю двадцать механиков и наводчиков-операторов стояло. У двоих вшей нашли, а заявили, что десять процентов роты поражено педикулезом. Комбат раскричался, мол, это я во всем виноват, и сгоряча влепил мне выговор.

– Вшей нашли все-таки? – Ремизов внимательно посмотрел на своего старшину, и тот под его взглядом приуныл. – У нас в роте семь утюгов, так? Мы их специально покупали, из Союза везли, чтобы прожаривать швы на белье. И что же, семь на двадцать солдат недостаточно? А мне за компанию с тобой выговор не объявили, я же ротный как-никак?

Старшина насупился и промолчал. Пришла очередь высказаться технику.

– Командир, тут такое дело. У соседей потери, трое «021»-х. БМП на мину наскочила. Их офицеров и нашего замполита, Черкасова, отправили в командировку сопровождать груз «двести». Не заставляли – сам согласился, говорит, теперь его дело отрабатывать…

– Кто вместо него на посту?

– Айвазян вернулся. Ненадолго, отправят в Союз, старая рана открылась.

– А как там Мирзоев, мой сменщик? – При этих словах Ремизов улыбнулся, по-доброму вспоминая свой прежний, почти домашний двадцать четвертый пост, на котором теперь командовал новый взводный.

– Да никак. Таджик, он и есть таджик, в коллектив так и не вошел. Со своими общается, там на посту радиоперехвата таджики, целыми днями у них в блиндаже пропадает. Все остальное ему как собаке пятая нога. Вот такой наш новый взводный. Но если что – узнали бы сразу. – Что имел в виду Васильев, осталось недосказанным, а Ремизов не уловил в интонации прапорщика ничего тревожного.

– У меня еще новость – на завтра готовим машины к сопровождению. Встречаем колонну с боеприпасами и топливом в Чарикаре и тянем в Руху. Ты – старший, командир.

– Это я сразу понял, раз она с боеприпасами. – В груди чуть кольнуло, напоминая, что до замены всего ничего, и тут же разлилось тепло, как будто это будет время счастья. – Возьмем восемь машин.

Вышли из Рухи поздно, чтобы не наступать на пятки саперам. Наученные чужим опытом, то есть опытом Олексюка, шли быстро, на четвертой передаче, где это позволяла разбитая в грязь дорога. Скорость, выверенная дистанция между БМП, готовые к бою и развернутые в стороны опасных расщелин орудия – все, что только можно сделать для отражения нападения, Ремизов сделал. Проходя мимо своего поста, он запросил «Одессу», отсалютовал по радио Кондрашову, оставшемуся теперь в одиночестве. Тремя часами позже мастеровитые механики-водители вытащили колонну на Кабульскую трассу.

К Чарикару подъезжали медленно. Что бесшабашные афганские водители на помятых машинах, что пешеходы вместе со своими ишаками, не признающие никаких дорожных правил, что зеваки, сидящие на корточках у самой обочины, – все будто норовили залезть под брюхо БМП. Никто не пытался и подумать, что тяжелая гусеничная машина, созданная для войны, опасна сама по себе. Завидев шурави, от дуканов к ним навстречу наперегонки бросились мальчишки, старшему из которых не исполнилось и восьми лет. Они не выпрашивали подарки, не протягивали ладошки для подаяния – они работали, зазывали покупателей, предлагали свой товар, совсем недорого – нет афгани, пойдут русские деньги, нет денег, возьмут латунную артиллерийскую гильзу. Город кишел, как муравейник, не обращая внимания на колонну бронемашин, а за гомоном, за базарными выкриками потерялся и глухой гул дизельных моторов, и неспешное перемалывание гусеничных лент. Тысячи людей, в основном мужчин в длинных светлых рубахах и широких тонких штанах, сновали по торговым рядам и переулкам, интересуясь товаром, новостями и почти ничего не покупая. Они общались. Мирный город, мирный базар. И дуканщики смотрели на офицера, на чужака, не иначе как на богатого иностранца, у которого всегда есть пайса.

Восток не изменился за последние века. Если чуть-чуть напрячь воображение, мелькнет в толпе чалма Али-Бабы, хитрая улыбка Насреддина, проплывут в переулке верблюжьи горбы каравана бухарских купцов, задержавшихся в Чарикаре по дороге в Багдад. Покачиваясь на броне боевой машины, Ремизов с живым интересом рассматривал восточное столпотворение, этот неподдельный музей истории и этнографии, целиком выхваченный из древности и чудом сохранившийся до наших дней. И он, иностранец, здесь не больше чем путешественник, посторонний наблюдатель, не имеющий никакого отношения к жизни, кипящей за стеклом выставочной витрины. С этой жизнью и с этим народом он никогда не сроднится, не сможет, они так и останутся для него чужими.

Его вопросы об этой диковинной восточной стране который месяц не находили своих ответов. Какой-нибудь заезжий корреспондент, побывав в Афганистане по заданию редакции, сумеет увидеть много больше: и кабульское такси, для которого главное – чтоб сигнал работал, и жизнь-быт большой афганской семьи у открытого очага, и с председателем комитета самообороны, и с муллой, и с моджахедом-перебежчиком побеседует об их афганской жизни. Сколько интересного на белом свете, а Ремизов так ничего и не увидел за два года, конечно, кроме Панджшера, кроме войны, которая эти годы забрала себе. Как ни странно, но именно это заезжему корреспонденту может показаться неинтересным и даже скучным.

– Колонна, стой. Алексеевич, становись плотнее. Двигатели не глушить.

У Ремизова есть попутчики. Два офицера из штаба полка напросились к нему в колонну именно для того, чтобы съездить на базар. С броней шестой роты им нестрашно: восемь орудий при полных боекомплектах – это не кабина «Урала», похожая в час «X» на консервную банку. А у ротного свой резон – офицер в бою лишним не будет.