Читать книгу "За день до нашей смерти: 208IV - Alex Shkom"

вышли из бара, была уже полнейшая темнота — темнело довольно быстро и сильно, учитывая время года. Правильным решением было бы убраться с города как можно скорее — оба понимали это даже лучше, чем просто хорошо, но мост был уже поднят, да и «трофеи» утром стоило бы обменять на что-нибудь действительно ценное.

— Идите за мной, — раздался у входной двери — администратор изнанки, тот самый паренёк, что, казалось бы, убежал, стоял прямо за дверью, — вас не выпустят отсюда сегодня, и очень повезёт, если завтра не придёт очередная стая или орда, а переночевать где-то нужно.

— У нас нет денег.

— Я с вас и не возьму. Пошли, пока те двое «замечательных людей» не решили продолжить разговор.

Пока Уильям шёл за администратором — Робертом, как тот сам представился — ему удалось узнать о реальном положении дел в городе: после «его» выходки в полицейском участке, Кав-Сити был временно перекрыт — несколько дней все судьи искали убийцу, которому чудом удалось проскользнуть через мост за минуты до того, как его подняли, объявив блокаду, но этого никто не знал. Поиски, разумеется, не дали абсолютно ничего, что сильно подорвало авторитет как самих сыщиков, так и шерифа Кав, так как все были уверены, что наёмник ещё где-то в городе.

Спустя четыре дня блокаду, по требованиям и жалобам тех, кто зарабатывал себе на жизнь вылазками в Оклахому, Стилуотер или Талсу, пришлось снять, а Совет города заявил, что проведёт более детальное, углублённое расследование дела — людям нужен был козёл отпущения, и того быстро нашли. Но перед тем случилась ещё одна крупномасштабная катастрофа: местный шериф — тот самый Воланд, чье имя охотник даже не стал запоминать, был убит смертельной инъекцией яда, а ещё один человек — единственный, переживший резню в участке, стал числиться пропавшим без вести.

И пока ещё одна группа «следователей», пытающихся доказать вину Братьев или кого-либо из приезжих заходила всё в большее и большее количество тупиков (что сам Роберт узнал лишь из-за правильных родственных связей), кто-то предположил другую версию: шериф был убит выжившим судьей. Тот самый парнишка в маске ярости и красном фраке из жертвы превратился даже не в подозреваемого, а сразу в виновного, так как на следующий же день Совет объявил следующее решение: они признавали его — судью номер шесть виновным в зачине резни полицейского участка и смерти Воланда, а также, с учётом того, что система правосудия прогнила, они распускали её напрочь — на момент разговора Уильяма и Роберта в городе было лишь несколько новых представителей закона — «стражей».

Люди, разумеется, восприняли всё по-разному. И если одна половина смиренно ждала смены исполнительной власти и пополнения кадров, то вторая начала самостоятельно представлять эту самую власть. Больше всего, разумеется, пострадали бывшие судьи — Совет, преднамеренно или нет, признал их не просто коррумпированной системой, но также и заявил тем самым, что все отнятые ими жизни были отняты несправедливо. В итоге, за их слова расплачивались целыми семьями. Неважно, были ли среди них дети, старики или женщины — «око за око». Всех же преступников, на тот момент содержащихся под надзором или стражей, отпустили, уничтожив досье. Так Цветок Оклахомы, побитый бурей, начал медленно гнить.

Что же касалось отношения Роберта и Джины к Хантеру, то они были более, чем нейтральны даже после того, как узнали, что к убийству Воланда охотник не имеет отношения. Не ответили, почему, но наёмник и не стал расспрашивать — проблемы отцов и детей в тот момент его интересовали меньше всего. Убедившись, что в душе Изнанки действительно была горячая вода, наёмник, сморенный перепадом температуры, тут же завалился спать, сбросив плащ, ботинки и рубашку рядом с диваном.

— Такие шрамы, как у меня, есть только у рабов? — вдруг вырвал его из сладкой дрёмы голос совсем рядом.

— Я, вообще-то, сплю… — каким-то неведомым чутьем старик всё равно ощущал, что фигура стояла над ним. — Да, такие я видел только у рабов. С небольшим отличием, но всё же… Раньше били татуировки, — охотник поднял два пальца и горизонтальной дугой прошёлся по линии шеи, — но потом поняли, что не эффективно — кто-то просто умудрялся срезать кожу и убегал восвояси, вновь считаясь свободным человеком, так что решили делать это… шрамирование, если хочешь. У тебя ещё аккуратный узор, скажу я тебе — неплохо надзиратели с тобой обходились.

— Я не был!..

— Не ори мне на ухо. Право верить или не верить тебе всё равно за мной. Я не верю. Расскажи, кто ты, чтобы у меня появилась другая версия.

— Обойдёшься. И я, взамен, обойдусь.

— Ну, вот и порешили. Теперь ты должен мне вопрос.

— Но я…

— Без «но». Предложил систему — соблюдай, — едва договорив, Хан закрыл глаза и тут же упал в беспросветный и беспамятный сон.

Утро. Только оклемавшись оба путника тут же принялись собираться — нужно было быстрее покинуть тот город, но прежде — совершить бартер. Однако система, созданная Советом, играла не на пользу путников: стоимость продажи и покупки одного и того же товара отличалась разительно. «Словно опять капитализм пришёл», — выругался про себя старик, пускай и знал, что такие неравные условия сделок компенсировались обилием и разнообразием предметов интереса, сосредоточенных в городе.

Бартер практически всех вещей производился в местном «ломбарде» — у старьёвщика, через которого и проходили все ввозимые в город предметы. Уильям «Из Джонсборо» Хантер, глядя на щуплого и сиплого старичка, одетого в практически домашнюю пижаму, прекрасно осознавал, что пускай тот человек и не выглядел влиятельным, в его руках была сосредоточена очень большая сила, а сам старичок был выбран на свой пост точно не случайно, как и его «подмастерье» — худощавый и темноволосый паренёк в больших очках, вечно шастающий с большой конторской книгой в руках.

Оказалось, что за карабин едва можно будет купить достойный пистолет и амуницию, а за пистолет — горсть патронов, за вещи — практически ничего. Но, невзирая на возмущение, обмен всё же прошёл — все трофеи, кроме серой утеплённой куртки, доставшейся Пацану поверх его капюшонки, и бронежилета с ножом, были отданы. Получив в обмен «бумаги» — так называемую расписку на определённую сумму местной валюты, что нужно было снять в «банке», путники отправились далее.

«Капитал Кав» находился на территории старого денежного хранилища, так что большинство здания было либо отреставрировано, либо перестроено с учётом нужд. Так