Читать книгу "Церемонии - Т.Э.Д. Клайн"

Но что вызвало Его недовольство?

* * *

Солнечный свет и кузнечики. Теперь в лесу тихо. Проспал почти до полудня, а потом побрел в дом сонно почесываясь. Где-то за ручьем стучит топор Сарра. В кухне пусто. В ванной побрызгал себе на лицо холодной воды, с вожделением поглядывая на ванну и размышляя о прекрасном белом теле Деборы, которое может достаться мне – стоит только попросить. За одиноким завтраком, который в основном состоял из покупного печенья, полистал местную газету. В лесу появилось какое-то вулканическое образование. Надо сходить.

После завтрака почувствовал себя жирным и разозлился на собственное безволие. Побрел к ручью. Дебора стояла на коленях на берегу, погрузившись в какие-то мечтания, и мне стало неловко, потому что я застал ее за разговором с самой собой. Я спросил, не заподозрил ли что-нибудь вчера Сарр. «Нет, – заверила меня она, – ни сном, ни духом». Не стала развивать тему и вернулась в дом. Подозреваю, теперь ей стыдно из-за вчерашнего.

Я устроился на камнях возле ручья и стал швырять в воду травинки и играть с собой в слова. Я говорил: Пронзительное пение птиц. Белые птицы поют на солнце… И неизбежно продолжал: Солнце гаснет в лунном свете, лунный свет падает на пол… Солнце припекало макушку почти до боли, мозги будто постепенно становились слишком большими для черепа. Пол проседает в подвал, подвал заполняется водой, вода просачивается в землю…

Я повернулся и посмотрел на дом. Издалека он казался картиной на другом конце комнаты. Трава была ковром, бесконечное синее небо – огромным потолком. Дебора возле дома гладила одну из кошек, но потом разозлилась, когда животное попыталось вырваться у нее из рук. Я слышал, как хлопнула сетчатая дверь, когда она ушла в кухню, но звук достиг меня только через какое-то время, и от этого вся сцена показалась какой-то ненастоящей.

Земля обращается в дым, дым заполняет небо… Я оглянулся на дубы у себя за спиной, и деревья показались мне рисунком на дешевой открытке с кое-как покрашенной черно-белой фотографией: если приглядеться, становится ясно, что зелень не лежит на листьях, а витает как туман над кронами, ветвями и частью неба… Небо горит на солнце, солнце гаснет в лунном свете, лунный свет падает на пол… В мозгу закружился бесконечный водоворот. Деревья рядом со мной выглядели работой неумелого художника, их цвета и формы не совсем подходили друг другу. Небо местами казалось зеленым, и то и дело его куски уплывали из поля зрения, как бы я ни старался проследить за ними взглядом.

Реальность висит на волоске…

Вдалеке на воде заметил что-то крошечное и подвижное – на поверхности воды лежал вверх лапками черный жук. Потом течение унесло его за поворот и прочь.

На волоске…

Сарр разбудил меня к ужину. Я уснул прямо рядом с ручьем, и одежда промокла от травы. Заметил царапины у него на щеке. Когда мы вместе направились к дому, он шепотом рассказал мне о том, как днем наткнулся на собственную жену: та склонилась надо мной и смотрела мне в лицо, пока я спал. «И глаза у нее были огромными, – сказал он. – Как у Бвады. Как луна».

Может, Сарр выпил? Нет, от него не пахло алкоголем. Я сказал, что не понимаю, к чему он мне это рассказывает.

«Потому что лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его?» – процитировал он шепотом, схватив меня за руку.

Ужин был особенно неуютным. Пороты ковырялись в тарелках и время от времени смотрели друг на друга, будто играли в гляделки. Я скучал по разговорам, которые мы вели прежде, какими бы пустыми они ни были. Когда именно все пошло наперекосяк?

Ужин был сухим и неаппетитным, но десерт выглядел замечательно. Шоколадный мусс – довольно вычурная еда для людей вроде Поротов, но Дебора считает его своим фирменным блюдом. Себе она ничего не положила – объяснила, что у нее расстроен желудок.

«Ну тогда и мы тоже не станем есть!» – выкрикнул Сарр, схватил стоявшую передо мной тарелку и свою собственную и швырнул обе об стену, на которой остались пятна как от комков грязи.

Дебора замерла. Не сказала ни слова, только смотрела на нас. Она не выглядела особенно напуганной этой безумной выходкой. А вот я испугался. Сарр, наверное, прочел мои мысли; он поднялся с места и куда тише, уже нормальным тоном сказал: «Простите, Джереми. Я знаю, как вам не нравятся скандалы. Мы помолимся друг за друга, ладно?»

Вместо ответа я повернулся к Деборе и спросил: «Вы в порядке?» А потом к собственному изумлению добавил: «Я собираюсь к себе, но, если вам понадобится моя помощь, останусь».

Она посмотрела на меня с легкой улыбкой и покачала головой. Когда я многозначительно глянул на ее мужа, она лишь пожала плечами и сказала: «Все образуется».

Закрывая дверь, слышал, как Сарр бормочет одну из своих безумных молитв.

Вернулся к себе в облаке светлячков, которые выглядели как звезды, в то время как сами звезды, усыпавшие небо, казались пузырьками в стакане. Внутри, в стакане с водой, которую я не менял уже неделю, пузырьки – как звезды…

Осознал, что меня трясет. Если придется схватиться с Сарром, каким бы здоровым он ни был, я готов.

Но после того, как я снял рубашку и встал перед маленьким зеркальцем, храбрость растаяла. Как могла Дебора позволить мне вчера к ней прикоснуться? Как я завтра смогу взглянуть Кэрол в глаза? С тех пор, как я мылся в последний раз прошло так много времени, что я привык к запаху собственного тела. Волосы свалялись в грязные бурые космы, на подбородке красуется недельная щетина, а глаза… Из зеркала на меня уставились стариковские глаза с белками, желтыми, как гнилые зубы. Я посмотрел на свою грудь и руки, пухлые и дряблые к тридцати годам, вспомнил пугающие изменения в Сарре и подумал: «Что вообще происходит?» Пригладил волосы, достал зубную нить и прошелся ею между зубами, но из-за того, что я не занимался этим так долго, закровоточили десны, и, посмотрев в зеркало, я обнаружил, что с губ у меня капает кровь, как у вампира.

И тогда я принял решение: когда Кэрол и Рози поедут обратно в город, я отправлюсь вместе с ними.

* * *

Порот стоял на заднем крыльце, погрузившись в воображаемый диалог с самим собой, и смотрел в ночь. У его ног просительно мяукали кошки. Фермер чувствовал ангела у себя на правом плече и демона – на левом.

– Господи, – время от времени шептал он, – дай мне силы.

Он сбился с пути, вышел за ужином из себя. Повел себя как дурак. Поддался отчаянию, которое, по словам матери, есть древнейшее орудие дьявола. Фермер утешал себя тем, что, по крайней мере, не потерял веру. Господь любит его и заботится о нем, как прежде. У него еще остается надежда. Только бы одолеть эту дрожь…

Порот жалел, что вообще стал слушать нелепые россказни матери о драконах, Церемониях и пришельцах извне и позволил ей показать ему эти сатанинские картинки – крошечное бесформенное существо, вроде того, что он видел на картах, и глядящее с дерева черное лицо, и приземистые неестественные очертания холма… Все эти выдумки были слишком чуждыми, чтобы принимать их всерьез. Они противоречили всему, во что его научили верить. И все же в них несомненно была какая-то сила.