Читать книгу "Nirvana: Правдивая история - Эверет Тру"

Я помню те странные картинки с младенцами, черепами и частями тела: потом они появятся в частных коллекциях. К стене было прибито платье; повсюду валялись головы кукол и крышки от пузырьков с парфюмом. Я спала на кушетке, на которой они играли с Фрэнсис. Несмотря на всю их странность, они оставались прежде всего родителями. Уверена, что им все же хотелось вести нормальную жизнь.

В начале марта, вскоре после приезда Джессики, Куртни переехали в новый дом – Лейксайд-эйв, 11301, Сиэтл, с видом на озеро Вашингтон, Рейнир-Маунт и Каскадные горы. Аренда обходилась в 2000 долларов в месяц; в доме было три этажа.

– Награду MTV «Астронавт» Курт держал в сортире, – вспоминает Эрни Бейли. – Можно было ссать как в унитаз, так и в приз. Это было смешно, но очень соответствующе. На входной двери висела сломанная акустическая гитара «Kay» из клипа «Come As You Are». Я предложил ему ее починить.

В гараже стояли две машины: надежный «вэлиант» Курта и серый «вольво» 1986 года выпуска.

– Одна его машина уже мхом покрылась, – смеется Эрни. – Это был такой классический экземпляр для Денни, который коллекционировал странного вида машины шестидесятых – и они купили бледно-голубой «дарт» в пару к прогнившей машине Курта. Кажется, Курт отдал четыре тысячи за ремонт обоих автомобилей.

К тому времени Джеки Фэрри уже надоело быть няней. И дело было не во Фрэнсис Бин, которую она обожала, а в привычке Кортни держать всех вокруг за прислугу. Джеки часто просили отвечать на деловые телефонные звонки, которыми не хотел заниматься Курт, да к тому же с самого начала у нее почти не было выходных. На смену ей пришел Кали Де Витт. Эта перемена совпала с тем, что Фрэнсис окончательно вернули родителям, 25 марта сняв опеку – главным образом потому, что юрисдикция лос-анджелесского суда не простиралась на штат Вашингтон.

– Они сказали: «Мы приняли решение взять Кали к нам постоянной няней, а ты можешь тоже приехать к нам в Сиэтл с Эриком», – говорит Рене. – И я стал жить в Сиэтле с Эриком. Мы часто тусовались все вместе – я, Кортни, Эрик и Кали. Было весело. С наркотиками я разобрался очень быстро. У меня завелось множество докторов, с помощью которых я мог достать любой наркотик для удовлетворения наших привычек. Потом я переехал с ними на Лейксайд-эйв, и мы с Кали взяли на себя все домашние обязанности. Нас с Кали даже путали: у нас обоих были крашеные волосы. Я занимался домом. Иногда мне приходилось служить им рупором, когда они отгораживались от мира. Я часто разговаривал с Майклом Майзелем [помощником Джона Сильва], чтобы объяснить, что же у них, собственно, происходит.

В апреле Кортни вылетела в Британию для продвижения нового сингла «Hole» – «Beautiful Son», песни, частично вдохновленной Куртом: на обложке была его детская фотография, он играл в клипе (тот был снят до прихода в группу Кристен) на бас-гитаре в одном из платьев Кортни – подтверждая тем самым строчку «Тебе идет платье, мой прекрасный сынок». Кортни сыграла акустический соло-концерт в Лондоне на «Rough Trade records», где не переставая курила, а «Hole» появились в журнале «Уорд».

– Когда Кортни уехала в Англию, то я, Курт, Дилан и Кали вынуждены были впервые обходиться без нее, – откровенничает Рене. – Было так прикольно. Мы выходили в город, шли к наркодилеру: как-то в один и тот же подвал одновременно не сговариваясь зашли Курт, Дилан, Марк Лэнеган и Лэйн Стэнли[340]. С ума сойти. Сейчас я думаю, что всех этих замечательных, талантливых ребят навсегда испортили наркотики.

Во время лондонского визита Кортни завернула в «Мелоди мейкер», чтобы помочь мне разобраться со страницей писем. Одно удовольствие было наблюдать лицо нашего редактора Аллана Джоунса, когда я показал ему мнение Кортни на тысячу слов без купюр. Неверие в ее вражду с грамматикой сменилось смущением при мысли о том, что нужно предоставить место для ее смешных идей, а затем он пришел в ярость:

– Эверетт, мы не будем печатать эту фигню, и это окончательное решение, – закричал он на меня. Аллан – музыкальный журналист старой школы. Он сохранился с эры Ника Кента, Чарлза Шаара Мюррея и Лестера Бэнгза. Тем не менее он почему-то терпел мои выходки в «Мелоди мейкер». Он любил тот рок, который защищал я, но мое увлечение феминизмом в стиле «Riot Grrrl» его не так убеждало. И Кортни как автор одного из отделов его любимого «ММ» оказалась последней соломинкой.

Внезапно Джоунс смягчился. Страничка писем Кортни и ее статья появились в «ММ» с некоторыми моими собственными вставками. Она не упустила возможности обсудить две любимые ее темы 1993 года – «Riot Grrrls» и феминизм. Недавно солистка влюбилась в мощную феминистскую нудятину от Сьюзен Фалуди – «Backlash».

«Когда начиналось движение „Riot Grrrl“, я очень его поддерживала, – писала она. – Казалось, что теперь будет лучше… Я подсовывала фан-журнал „Bikini Kill“ Эверетту, Ким, Торстону, „Спин“ и делала все, чтобы помочь движению».

Это не совсем верно. Свой экземпляр фан-журнала я, например, получил от Кэлвина Джонсона и как раз таки передал его Кортни, ну да ладно. Верно, что Кортни встала в один ряд с моими соседями по квартире Хагги Бэром и бывшей девушкой Курта Тоби Вэйл. Услышав о чисто женских концертах, которые Хагги Бэр организовывал в Англии в 1992 году, она потребовала, чтобы и «Hole» допустили на один из них.

По любому счету, концерт вышел неудачным. Кортни, никогда не утруждавшая себя политкорректностью, прямо со сцены назвала одну критикессу «жирной». Она говорила потом, что странно выступать на концерте в Лондоне в мое отсутствие. Собственно, это показалось ей настолько непривычным, что потом она взяла такси аж до моего дома в Брайтоне. Вскоре она, однако, устала от новых союзников, особенно когда выяснилось, что они не способны нести бремя славы наравне с ней. К тому же ее попытки внедриться в подозрительный и закрытый мирок Олимпии, чтобы найти одобрение в среде бывших товарищей своего мужа, позорно провалились.

Эта перемена мыслей отразилась в поспешно написанном тексте из колонки «ММ».

«Я словно заново погрузилась в Средневековье, – жаловалась она. – „Riot Grrrl“ проповедуют не только анархию, но и топорность и некомпетентность музыкантов-женщин. Это все равно что назначать женщин на руководящие посты в фирме, даже если они не могут справиться с работой. Я не за ассимиляцию. Я популистка. Я считаю, что все, а не только те, кто лично знаком с „Fugazi“, имеют право на бунт, но не собираюсь тупо переть напролом. Я хочу изучить механизмы действия той Империи, с которой буду биться. Я хочу оказаться в числе лучших из них».

Ошибка Кортни в этом случае элементарна. Она предполагает, что есть только один способ писать песни, судить о «компетентности» (ее слово) и штурмовать Империю. Но между женщинами, которые занимаются экспериментальной музыкой, и женщинами, которые удерживаются на незаслуженно высоких постах, нельзя проводить параллели. Возможно, именно то, что музыка, по мнению Кортни, есть то же самое, что бизнес, и объясняет ее музыкальное направление в конце 90-х и в начале нового века.