Читать книгу "Колесница Джагарнаута - Михаил Иванович Шевердин"

в ветровое стекло.

— Ты уезжаешь на войну, на фронт. Зачем тогда ты увозишь нас отсюда? Что мы с Джемшидом будем там, в Москве, делать? Я не рыба. Сказала бы слово, да воды полон рот. Волшебные чары разрушив, женщина благородного племени джемшидов, высшее существо… спала с тобой, с чужеземцем. Я отдалась тебе… я испытывала чувственное наслаждение… но ни на минуту не теряла голову. Высокомерие и пренебрежение жили во мне. Я пышный павлин в доме пахаря… Я родила тебе сына, но ты не понял ничего…

— Успокойся. Что ты говоришь? Моя любовь…

— Сколько дней, месяцев, лет, Алеша, я была одна. Желания сжигали меня. Я — пророчица, я колдунья с железным сердцем, я колдовала. Я тилимгор, волшебница, повелевающая духами пустыни, я колдовала, завораживала… Мой колдовской язык звал тебя. Я готова была на спине верблюда в кеджаве проехать тысячи верст. Я звала в ночи… Сколько лет мое белое тело, жаркое тело было подобно заброшенному селению! И колдовство помогло… Я была черной овцой, ты вернулся и превратил меня в белого лебедя. Безумно обрадовалось мое тело, соскучившееся по ласке. Я повела тебя на ложе. Я забыла свою гордость… Я принесла тебе чашме раушани — подарок новобрачной, всю себя — вернувшемуся издалека. Я опять была твоей невестой, и ты меня снова лишил невинности… Это было колдовство сладострастия. Я была шайдан — безумно влюбленной, добычей страсти! — Резко, грубо сорвала она руку Мансурова со своих плеч. Отстранилась, насколько позволяло тесное сиденье. Она повернула свое лицо и жгла мужа взглядом. — И ты не сумел понять моей гордой жертвы. Ты бесчувственный камень. Чары разрушены. Ты покидаешь меня. Что стою я, что стоят мое тело, моя красота, моя страсть? Ты покидаешь меня. Что я буду делать одна без тебя?

— Успокойся. Я буду писать тебе. Я вернусь.

— А я буду ждать?.. О, винограднику нужны не молитвы, а мотыга. А ты… как в басне: сено дают собаке, а мясо — ослу… Боже, что ты делаешь, Алеша, с нами, с нашей любовью!

— Ты пойми!

Но Шагаретт не желала понимать. Она выскочила из машины. Она бросилась на землю и царапала ее ногтями. Она плакала и напугала маленького Джемшида.

Опустив голову, стараясь не смотреть ни на кого, Мансуров осторожно поднял бьющуюся в припадке молодую женщину. Она заливалась слезами…

— Едем! — резко сказал Алексей Иванович. — Едем! Нас ждут. Там в городе у нас будет время. Все обсудим. Нельзя же так. Степь вцепилась в тебя…

— Я не поеду!

Но он отнес ее, отчаянно сопротивляющуюся, в автомобиль.

— Едем, Алиев! И гони вовсю.

Искоса смотрел на жену Мансуров. Она уже успокоилась. Глаза снова сияли нежностью. Она прижалась к любимому мужу, она играла и шутила с любимым сыночком. Она мчалась со своими любимыми в страну счастья, о которой мечтала все годы разлуки. От полноты чувств она даже запела своим низким, гортанным голосом:

Слезает враг с коня счастья,

когда ты садишься на коня

благоденствия.

Она примирилась со своим счастьем. Она радовалась.

И вдруг поперек дороги темной ползущей лавиной возникла орда всадников. И всадники эти — не оставалось никаких сомнений — были джемшиды.

Да, старый Джемшид не желал отдавать внука. Да, старый Джемшид знал, что автомобиль поедет по долгой, петлявшей среди гор и холмов дороге, и повел все племя в погоню напрямик через перевалы по кратчайшему пути. Да, старый упрямец, природный охотник умел травить в степях и горах любую дичь. Он хитроумно расставил ловушку, и ловушка захлопнулась.

Шагаретт смотрела на всадников. Ее взгляд пожирал беснующихся, перебирающих ногами могучих скакунов. Она высвободилась из объятий мужа и выпрямилась стрункой.

Мансуров встрепенулся, когда Алиев грубовато оторвал руки маленького Джемшида от рулевого колеса, чтобы из-под сиденья достать автомат.

— Еще что? — спросил Мансуров недовольно. Мотор тарахтел, ветер свистел в ушах, и ответ Алиева потонул в шуме.

— Джемшиды! — воскликнула Шагаретт, и Алексей Иванович с трудом удержал ее, чтобы она не выпрыгнула из машины на ходу.

Автомобиль раскачивало и швыряло. Алиев выжимал всю скорость. Он не собирался останавливаться, хотя и видел, что всадники двумя крыльями охватывают их с обеих сторон, а особо густая кавалькада сгрудилась поперек дороги.

Посреди высился на коне-великане недвижным монументом сам вождь старый Джемшид. Он выглядел сейчас сильным и могучим в своей красной с золотом чалме, в красном бархатном позолоченном камзоле, с золотым оружием. Полный царской спеси, он смотрел с ненавистью на стремительно приближающуюся машину.

— Останови! — приказал Мансуров.

Замер мотор. Вокруг вплотную теснились всадники. Дула ружей угрожающе направлены прямо на путешественников. В лицо пахнуло густыми запахами лошадиного пота, кожи, чеснока, горелого бараньего сала.

Бок о бок со старым царственным вождем на юрком коне вертелся, выкручивался тот самый бледноликий визирь. Судя по пышному одеянию, он был обласкан старым Джемшидом и едва ли не являлся сейчас полководцем. Держался он надменно, заносчиво и даже не нашел нужным приветствовать пророчицу словами «Салом алейкум», что, правда, сделали хором несколько смущенными голосами всадники-джемшиды.

Шагаретт встала в автомобиле во весь рост, и… строй коней, храпя и разбрасывая пену с удил, шарахнулся назад.

— Нет! — сказала мрачно прекрасная джемшидка. — Битвы не будет! Они помнят нашу соль. Эй, раб! — приказала она. И хоть она не назвала имени, но под ее взглядом бледноликий, кряхтя, слез с лошади и подбежал.

— Я ваш раб! Приказывайте! — склонился визирь в поклоне.

— Рохля! — воскликнула Шагаретт. — Или ты думаешь, что пророчица джемшидов сама будет открывать двери. Открой!

Бледноликий рванулся вперед и, лакейски извиваясь, распахнул дверцу автомобиля.

Прекрасная джемшидка величественно спустилась с подножки и, раскинув широко руки, пошла прямо на выставленные щетиной винтовки, на изукрашенных аргамаков, на диких, усатых, готовых к убийству и резне воинов, увешанных золочеными персидскими саблями.

Раскинув руки, прекрасная Шагаретт шла на старого Джемшида. Шла молча, закусив губу.

Старый вождь смотрел на дочь-пророчицу и старался спрятаться за голову коня.

— Копье шаха подобно ключу к дверям победы.

Шагаретт не склонила голову перед растерянным взглядом отца. Она смотрела ему прямо в глаза. И всем казалось, что величественно высится не великий вождь на огромном коне, а маленькая, вся в черном, фигурка женщины-воительницы, с белым открытым лицом, с горящими пламенем черными глазами, с обнаженными белыми прекрасными руками, поднятыми к самому небу, к сизым низким тучам.

— Отец! — проговорила громко Шагаретт. — Ты — джемшид. Ты известен в мире как убивающий, испытывая радость от убийства. Ты дал слово! Ты подписал кобин — брачный контракт