Читать книгу "Рассказы (Сборник) - Алексей Александрович Провоторов"

может не умершего, может не от яда, а может не человека. Но что-то с ней глубоко не так, чёрные нити тянутся за стариками из общинного дома, а детей больше не осталось, а взрослые…

Лежат в амбаре.

— Детей они могут с нитки снимать, ненадолго, — сказал высокий низкому вполголоса, пока они вынимали лезвия, заходя с боков. — Старики первыми меняются, мужики да бабы медленнее и тяжко, а дети — медленно, да легко, если только сразу не померли. Она ж даже не знает, что с ней такое.

Они болеют, сказала Ёлка себе. Мужики да бабы, папа и мама. Они выздоровеют. Решила бить топором, как сможет. Если она принесёт ёлку, может, будет праздник. Может, моряки зайдут в деревню; может, привезут лекарства?

Почему-то при слове о лекарствах Ёлка представила пламя. «Пламя лечит». Это правильнее, чем «время лечит». Время затхнулось, она попалась в кусок времени, как муха в паутину, как человек к паутени.

— Ох, дитя, закрой глазки, — сказал высокий мужик. Но она не послушалась, глядя, как то, что шло за ней от логовища с черепами, тихо, бесшумно, в самую пору быстро, спускается с лесного свода за спинами взрослых.

Низкий не успел обернуться, высокий успел, но это ничего не решило. Прижимая голову к груди, чтобы съесть потом, паутень приблизила неясно знакомое лицо к Ёлке.

Бесстрастная маска с четырьмя вмятинами глаз, откуда глядело нехорошее, маслянистое. Крестовидный разрез на белой, лысой, округлой башке уже закрылся, скрывая пробойное жало.

Смутно понимая, что скорее всего её не тронут, Ёлка не выдержала этого понимания и снова побежала.

* * *

Пошёл дождь, потом снег. Она давно должна была упасть, замёрзнуть, но не могла даже этого.

Когда она вышла к камням, пенёк был ещё свежим.

Ёлка прошла совсем немного по свезённому мху, прежде чем догнала мальчика. Он был ещё более измождён.

— Тебя твоя бабушка послала? — чувствуя почти братскую схожесть, спросила Ёлка.

Мальчик не ответил. Просто смотрел, сжав ёлку — совсем маленькую, зелёную, лапчатую, как на старых картинках, — худой грязной ручкой. Второй он держал тяжёлый хозяйственный нож.

Надо же, подумала Ёлка, у неё такая жёлтая смола. И она так хорошо пахнет. Наверное, как мёд.

Наверное, нужно отпустить его, подумала Ёлка. Может, ему тоже пообещали что-то. Сушёных яблок. Липового мёда. Увидеть маму.

Но если она вернётся с пустыми руками, она больше не увидит свою.

— Твоя бабушка тоже чудовище?

Мальчик стоял. Он не собирался ни говорить, ни отдавать.

* * *

Когда Ёлка выбралась из кровавой лужи, вытирая лицо тыльной стороной рук и тихонько скуля, мальчик уже затих. Топор Ёлка оставила, она не могла унести и дерево, и орудие. Он больше не был ей нужен. Паутень не собиралась её трогать. Никто не собирался, конечно. Бабушкину внучку в этом лесу пропустит каждый.

Теперь, когда Ёлка увидела взрослую паутень, она понимала, что зреет в старушечьих мешках под глазами. На что делаются похожи пока ещё родные черты.

Бабушка посадит меня на чёрную нитку, и я забуду всё это. Буду спать. Ждать редких встреч с мамой и папой. Думать, что так и надо. Слушать бабушку. Становиться такой же, как она.

Она пошла прямиком через лес, не замечая своей кровавой боевой раскраски. Дождь кончился.

* * *

— Привет, народ! С праздником! — сказал первый из четырёх моряков, махая рукой. У бедра висело тяжёлое моряцкое оружие, огнестрел. У тётки, что шла за ним, ствол вдвое длиннее был в руках.

Небо, которое здесь прозывали Синим морем, в противовес Серому морю — лесным глубоким болотам — проглянуло сквозь тучи, как последний осмысленный взгляд, и начался снегопад.

— Вижу, готовились. Ёлка… Надо же. Так приятно. Если б мы не видели, что вы люди, мы б к вам в село и не сунулись, хоть с бластерами, хоть без.

— Привет, — сказала Ёлка, улыбаясь столбнячным оскалом. — Мы очень рады гостям. Бегите отсюда, мы личинки паутеней.

Прежде чем тяжёлая лапа бабушки, продавливая бывшую человеческую плоть, сжала её голову, Ёлка увидела, как изменилось лицо моряка.

— Аня, огонь! — успел крикнуть человек, а больше он ничего не успел, а Аня успела жутко завыть, поняв, и, нажала на спуск, и горячая, как воспоминание о добрых временах, стрела пробила Ёлкино маленькое сердце.

Дилемма 4

В ледяной ночи чужой планеты иногда трудно понять, кто ты: человек в погоне за чудовищем или чудовище, загоняющее жертву.

2018 г.

Кровь застывала на щеках, стягивала кожу, склеивала веки. Нелл вытирала её левым запястьем, но ни руки, ни лица не ощущала.

— Сейчас, — шептала она пересохшими губами. — Сейчас. Сейча-а-а-с…

Слова выходили с облаками пара, розовым инеем оседали на окровавленных ресницах. Нелл дышала сквозь зубы, обжигаясь ледяным воздухом, пока солнце, невидимое за громадой корабля, проваливалось в пустоту. Сознание Нелл тоже собиралось соскользнуть за край. Оно представлялось ей самоубийцей, сидящим на парапете небоскрёба. Нерешительным самоубийцей, который сам толком не знает, что сейчас сделает — чуть наклонится вперёд и отправится в короткий смертельный полёт, или перебросит ноги обратно на крышу, спустится к лифту и пойдёт в кафе пить горячий чай.

Горячий?.. Осталось ли в мире что-то горячее? В этом — точно нет, отстранённо подумала Нелл, наклоняясь и шаря руками в мокром снегу, исполосованном струями гидравлического масла.

Винтов не было. То ли замёрзшие руки не могли их почувствовать, то ли Зигварт зашвырнул их куда-то далеко. Крышка на кожухе гидравлики крепилась потайными винтами с плоской шляпкой, и в ремкомплекте их не имелось.

Нелл разогнулась и выдохнула. Мороз крепко сжал шею и начинал продирать когтями по спине. Пальцы ног находились где-то в другой галактике и сигналов не подавали.

Нелл неуклюже подхватила шприц-баллон, тяжёлый, чёрный. Руки были как манипуляторы. Она потеряла сорок минут, починяя перерезанные Зигвартом шланги, наращивая длину за счёт внутреннего запаса, о котором Зигварт мог и не знать. Всё-таки диплома ремонтника у него не было.

Нелл вставила шприц-баллон шестигранной мордой в гнездо, едва удерживая его на весу, навалилась телом и надавила на спуск.

Она не чувствовала пальцев и так и не поняла, что нажала на крючок слишком резко. Масло под давлением хлынуло в систему, отдача поршня толкнула Нелл, тяжёлый баллон ударил под рёбра, и багровое небо навалилось на неё, прижав к синему снегу.

Она не смогла подняться, пока не перекатилась на живот. Какую-то секунду она подумала над тем, чтобы минуточку полежать, и эта мысль так