Читать книгу "Поля крови. Религия и история насилия - Карен Армстронг"

24 октября 2012 г., когда 68-летняя Мамана Биби собирала овощи на большом семейном участке в Северном Вазиристане (Пакистан), ее убил американский беспилотник. Вовсе не террористка: акушерка, а ее муж – пенсионер, раньше школьный учитель. Но ее на глазах у девяти внуков разорвал на куски американский снаряд. Некоторые из ее детей получили множественные ранения, а семья, потерявшая весь скот, не могла позволить себе врачей. И до сих пор дети от страха плачут ночами… Кто был реальной целью, не известно. Но хотя американское правительство утверждает, что каждый удар впоследствии анализируется, оно не извинилось, не предложило компенсацию семье и даже не сообщило американскому народу о случившемся. Некогда Джон Бреннан, директор ЦРУ, уверял, что удары беспилотников не ведут к жертвам среди гражданского населения. Недавно поправился: ведут, но очень редко. Между тем организация «Международная амнистия» изучила 45 авиаударов в данном регионе, выявив факты гибели мирных жителей. Как она сообщает, в нескольких случаях удары по мирным жителям были явно незаконными{1754}. «Бомбы создают лишь ненависть в сердцах людей. Ненависть и гнев порождают больше терроризма, – сказал сын Биби, – никто не спросил нас, кого убили и ранили в тот день. Ни Соединенные Штаты, ни мое собственное правительство. Никто не пришел расследовать, и никого не призвали к ответственности. Грубо говоря, всем наплевать»{1755}.

«Разве я сторож брату своему?» – сказал Каин, убив своего брата Авеля. Мы живем в столь тесном мире, что все причастны судьбам и трагедиям друг друга. Осуждать террористов, которые убивают невинных людей, необходимо. Однако мы должны также признать нашу ответственность за Маману Биби, ее семью и сотни тысяч мирных жителей, которые погибли или были покалечены лишь потому, что оказались в неправильном месте в неправильное время.

Послесловие

От религии, как и от погоды, «чего только ни жди». У нее нет единой, неизменной и жестокой сущности. Одни и те же религиозные верования и обычаи вдохновляли людей на совершенно разные поступки.

• В ветхозаветные времена девтерономисты и священнические авторы размышляли над одними и теми же рассказами, но девтерономисты резко ополчились на чужеземные народы, а священнические авторы искали примирения.

• Китайские даосы, легисты и военные стратеги имели один и тот же набор идей и медитативных упражнений, но использовали их совершенно по-разному.

• Учение Иисуса о любви подчеркивается и евангелистом Лукой, и авторами Иоаннова корпуса, но Евангелие от Луки обращено к изгоям общества, а иоанниты ограничивали любовь собственной группой.

• Свободу от мирских попечений искали и святой Антоний, и сирийские «пасущиеся», но святой Антоний всю жизнь пытался избавить сознание от гнева и ненависти, а сирийские монахи поддались агрессивным импульсам рептильного мозга.

• Жертвами монгольского нашествия были и ибн Таймия, и Руми. Однако ислам они понимали совершенно по-разному.

• Столетиями трагическая смерть имама Хусейна вдохновляла шиитов уходить от политической деятельности (в знак протеста против системной несправедливости). В последние десятилетия она же подтолкнула их принять участие в политической борьбе и сказать нет тирании.

До Нового времени религия охватывала все стороны жизни, включая политику и войну, не потому, что властолюбивые попы соединили несоединяемое, а потому, что люди хотели наделить смыслом все свои действия. Всякая государственная идеология была религиозной. Европейские короли, желавшие освободиться из-под власти папы, не были «секуляристами», а имели полубожественный статус. Каждая успешная империя заявляла о своей божественной миссии и полезности, а также о том, что ее враги – злые, или деспотичные, или придерживаются ошибочных взглядов. А поскольку эти государства и империи создавались и поддерживались силой, религия оказывалась причастной к насилию. Лишь в XVII–XVIII вв. религию стали устранять из политической сферы на Западе. Поэтому, когда кто-то говорит, что религия принесла больше войн, угнетений и страданий, чем любой другой человеческий институт, необходимо спросить: больше чем что? До революций в Америке и во Франции «секулярных» обществ не существовало. И нам столь глубоко присущ импульс «сакрализовать» политическую деятельность, что французские революционеры, едва оттеснив в сторону католическую Церковь, создали новую национальную религию. В Соединенных Штатах, первом секулярном государстве, государство всегда имело религиозную ауру, а также убеждение в собственной божественной миссии.

Джон Локк полагал, что отделение Церкви от государства станет ключом к миру. Однако национальные государства не прославились миролюбием. И дело не в той многогранной деятельности, которую мы называем «религией», а в том, что насилие глубоко присуще человеческой природе и природе государства, которое изначально требовало насильственного подчинения как минимум 90 % населения. Уже Ашока осознал: даже если правитель пытается избежать государственной агрессии, он не может распустить армию. «Махабхарата» скорбела о трагической участи короля-воина, обреченного провести жизнь в сражениях. И древние китайцы поняли, что цивилизации не выстоять без определенной меры насилия. Древний Израиль поначалу пытался избежать форм жизни аграрного государства, но израильтяне быстро пришли к выводу: как бы они ни ненавидели жестокость и эксплуатацию, они не могут без них обойтись. А значит, им придется стать «как другие народы». Иисус проповедовал терпимое и сострадательное Царство, антитезу имперскому этосу, и был за это распят. Мусульманская умма возникла как альтернатива несправедливости и джахилии коммерческой Мекки, но в итоге была вынуждена стать империей, ибо в те времена абсолютная монархия была не только лучшим, но и, пожалуй, единственным способом сохранить мир. Современные военные историки согласны, что без профессиональных и серьезных армий человеческое общество осталось бы в первобытном состоянии или скатилось в хаос междоусобных конфликтов.

До возникновения национального государства люди мыслили о политике в религиозном ключе. Империя Константина показала, что может случиться, когда мирная по своему происхождению традиция слишком тесно соединится с властью. Христианские императоры насаждали «христианский мир» (Pax Christiana) столь же жестоко, сколь их языческие предшественники насаждали «римский мир» (Pax Romana). Крестовые походы не только вдохновлялись религиозным фанатизмом, но и носили глубоко политический характер. Папа Урбан II натравливал христианских рыцарей на мусульманский мир, чтобы распространить власть Церкви на Восток и создать папскую монархию, которая подчинит христианскую Европу. Инквизиция была глубоко неудачной попыткой навести порядок в Испании после гражданской войны. Религиозные войны и Тридцатилетняя война усугублялись сектантскими спорами Реформации, но в них рождалось и современное национальное государство.