Читать книгу "Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр"

Лорды строго смотрели на нее.

– Наша обязанность предупредить вашу милость о том, что может сделать с вами король, если вы будете упорствовать в неповиновении, – сказал ей архиепископ.

– Я пойду даже на костер, если король прикажет! – заявила Екатерина с полной серьезностью, но внутри сжалась от страха.

– Может дойти и до этого, – без всякой жалости уведомил ее кто-то из пришедших.

Когда лорды откланялись и ушли, кураж Екатерины сменился горем и страхом. Ее трясло, и она буквально приросла к месту. Мария и Мод поспешили к ней и помогли подняться на ноги.

– Он не причинит вам вреда! – воскликнула Мария. – Вы не совершили никакого преступления.

– Складывается впечатление, что в Англии перечить королю – это преступление, – с трудом выговорила Екатерина, стуча зубами от страха. – Не могу поверить, что его милость намерен поступить со мной так жестоко.

Екатерина молилась о том, чтобы ее сказанные в порыве отчаяния слова не укоренились в уме короля. Она не должна накликать на себя смерть, пока у нее есть Мария, о которой нужно заботиться!

Через несколько дней Екатерина получила приказ от короля покинуть Истхэмпстед и отправиться в Мор, старый дом Уолси. Когда маленькая кавалькада двинулась в путь, толпы собрались поглазеть на нее.

– Мы всегда будем считать вас своей королевой! – кричали ей люди.

В Море Екатерина устроилась неплохо. Это был роскошный дом из красного кирпича, в окружении превосходного парка, где можно было охотиться. Прекрасные гобелены с гербом Уолси и еще кое-какие мелочи напоминали о кардинале. На стене висел его портрет, а в церкви стояло его кресло. «В какой же роскоши он жил когда-то, – размышляла Екатерина, – и чего это ему стоило? В конце концов все обратилось в прах, и его опустили ниже, чем он заслуживал. Еще одна жертва злой воли госпожи Анны». При мысли о могуществе ночной кукушки она поежилась.

К удивлению Екатерины, ей нанесли визиты некоторые местные джентльмены. Приехал и венецианский посол со свитой из тридцати нарядных итальянцев. Ей нравилось играть роль хозяйки и производить на гостей впечатление великолепием своего поместья. За обедом в присутствии гостей вокруг нее стояли тридцать фрейлин, а еще пятьдесят прислуживали за столом. Пусть никто не сомневается в том, что она истинная королева Англии! Тем не менее Екатерина не переставала задаваться вопросом: почему венецианцы сочли уместным посетить ее? Знали ли они нечто такое, что не было известно ей? Или у них сложилось впечатление, что ее могут вернуть ко двору? Но гости не упомянули ни о чем подобном, и она заключила, что посланники, вероятно, плохо разбираются в сложившейся ситуации и хотели всего лишь по обычаю выразить уважение. А вот придворные Генриха предпочитали не показываться.

Вскоре после этого было доставлено письмо от Шапуи: он упорно поддерживал связь с Екатериной с тех пор, как она покинула двор. Фишер сообщил Шапуи тревожную новость: Леди прислала ему записку с предупреждением, чтобы епископ не показывался на следующей сессии парламента во избежание повторения болезни, которая сразила его в феврале.

«Как можно после этого не прийти к выводу, что за попыткой отравить епископа Фишера стояла именно она?» – задавался вопросом Шапуи. Доказательства наличествовали непреложные, но хуже всего было то, что Анна явно считала себя выше закона. Угроза – а как еще это расценивать? – была сделана в наихудшем вкусе. В любом случае Екатерина почувствовала себя особенно уязвимой и еще больше стала опасаться за Марию.

Но вдруг пришел вызов от короля: Генрих приказывал ей явиться на ежегодный пир, устраиваемый для вновь назначенных барристеров лондонского Сити в Или-Плейс в Холборне. Екатерина воспрянула духом и почувствовала прилив почти забытой надежды. В прошлом они с Генрихом несколько раз посещали этот праздник, и это приглашение можно было истолковать только как оливковую ветвь. Генрих будет там; она снова с ним встретится, увидит это любимое лицо, услышит голос. За месяцы разлуки Екатерина обнаружила, что можно забыть нанесенные ей обиды, ведь все они, разумеется, были следствием пагубного влияния и чар Анны Болейн, и с возросшим чувством вспоминала любимого мужа, каким он был раньше.

– Ваша милость, вы, конечно, не поедете? – спросила Мод, когда Екатерина приказала ей почистить и проветрить ее алое бархатное платье.

– Не поеду? – Она воззрилась на Мод. – Король призывает меня. Я должна повиноваться.

Мария подняла голову от шитья:

– Мод, вероятно, права, мадам. Его милость, похоже, настроен следовать взятому курсу. Иначе вас наверняка призвали бы обратно ко двору.

Екатерина нахмурилась. Она знала Генриха, знала, как работает его мысль. Он ненавидел признавать свою неправоту. И первый шаг к примирению он не сделал бы открыто, а предпочел бы прощупать почву в какой-нибудь нейтральной обстановке. Екатерина была в этом уверена.

– Я ценю вашу заботу, но уверяю вас обеих, что, вполне вероятно, вы беспокоитесь напрасно.

Екатерина покинула Мор, полная надежд и радостных предчувствий. Даже рисовала себе в воображении картины публичного примирения. А может быть – Екатерина старалась все-таки не слишком обольщаться, – Генрих уже отослал от себя Анну Болейн, готовясь к тому, чтобы она, Екатерина, заняла принадлежащее ей по праву место при дворе.

Прибыв в Или-Плейс и увидев освещенную огнями к ее приезду аллею, Екатерина обрадовалась. Этот огромный дворец – лондонский дом епископа Или – столетиями служил жилищем многочисленным особам королевского рода. Тут имелась красивая церковь, посвященная святой Этельдреде; она грациозно возвышалась над другими зданиями разбросанного на довольно большом пространстве дворцового комплекса. У входа в главные апартаменты Екатерину встретили фанфарами, церемонно приветствовали и проводили в сопровождении барристеров в прекрасный зал, где были накрыты столы, а по центру стола установлен трон – одно кресло, к которому ее и проводили. Но где же сядет Генрих? Неужели его здесь нет?

Настроение Екатерины стремительно ухудшалось, она спросила, где король.

– Его милость будет обедать в главном зале, – ответили ей, – а послы – в малом.

В этот момент снова послышались звуки фанфар и приветственные возгласы, что могло свидетельствовать только о появлении Генриха. Екатерина шла мимо ряда кланяющихся гостей и больше не видела главного входа. Генрих был там, так близко, и все же она его не видела. Ее намеренно держали в отдалении от короля, а ведь раньше они с Генрихом вместе обедали в главном зале. Это было жестоко, очень жестоко! И хотя Екатерине следовало бы радоваться тому, что она вновь удостоилась чести участвовать в событии государственной важности, ей стало так тошно, что она едва была способна проглотить за обедом хоть кусочек.

Как ей удавалось поддерживать беседу, она и сама не знала, а думать могла только об одном: Генрих рядом, но даже не пытается ее увидеть. Она присутствовала здесь, без сомнения, лишь потому, что ее, согласно обычаю, пригласили барристеры и было бы странно, если бы она осталась в стороне. Екатерина больше не могла обманывать себя: наверняка сам король распорядился об устройстве раздельных пиров.