Читать книгу "Чародей - Уилбур Смит"

Поэтому маленькое войско Галлалы удвоило усилия стать способным бросить вызов мощи ложных фараонов. Воинов вдохновлял их молодой полководец, поскольку Нефер работал больше, чем любой из них. Он выезжал с первыми отрядами задолго до рассвета и вместе с другими воинами Красной Дороги и Таитой, дающим ему советы, постепенно сколачивал свои отряды в единое целое. Когда он вечером возвращался в город, то, утомленный и запыленный, шел в мастерские, где высказывал одобрение или спорил со старшинами оружейников и строителей колесниц. Затем, после ужина, сидел при свете ламп с Таитой, обсуждая планы сражений и размещение сил. Обычно после полуночи он спотыкаясь брел к своей опочивальне. Минтака пробуждалась и без ропота поднималась с ложа, чтобы помочь Неферу снять доспехи и сандалии, вымыть ему ноги и натереть его ноющие мышцы благовонными маслами. Затем она нагревала чашу вина с медом, чтобы помочь ему заснуть. Часто чаша выпадала из его руки прежде, чем он допивал ее, и его голова падала на подушку. Затем Минтака скидывала хитон, прижимала его голову к своей груди и держала, пока он не пробуждался с первым обещанием рассвета.

Каждый день Мерен все больше слабел от ран, полученных на Красной Дороге. Таита обвязал ремнями его сломанные ребра, и они достаточно быстро зажили. Он пришил отрубленное ухо так аккуратно, что теперь оно сидело только чуть криво, и Мерикара считала, что полулунный шрам вдоль щеки делал Мерена старше и привлекательнее. Однако укол мечом под его рукой волновал даже Таиту: исследовав наклон и глубину раны, он решил, что оружие, должно быть, проникло в легкое Мерена. Дважды уже казалось бы зажившая рана открывалась снова, и из нее вытекали отвратительно пахнущая жидкость и гной. Иногда Мерен был в сознании и мог садиться и есть без посторонней помощи. Затем, когда отвратительные жидкости вновь начинали вытекать, он опять впадал в горячечное полузабытье.

Мерикара оставалась у его кровати, меняя повязки и смазывая рану мазью, которую приготовил Таита. Когда Мерену становилось лучше, она пела ему и сообщала все новости города и войск. Она играла с ним в бао и составляла стишки и загадки, чтобы развлечь его. Когда рана опять открывалась, она кормила и купала его будто ребенка и гладила по пропитанным потом волосам, пока он не успокаивался. Ночью она спала на полу у его кровати, немедленно просыпаясь всякий раз, как он начинал метаться или говорить в бреду.

Она узнала его тело так подробно, будто он был ее ребенком. Она чистила ему зубы зелеными ветками акации, разжевывая их концы в жесткую щетку собственными маленькими белыми зубами. Она укладывала ему волосы, расчесывая их, пока они не выросли достаточно, чтобы их снова можно было заплести в косу. Она подрезала ему ногти, и узнала и полюбила форму его пальцев, покрытых мозолями от рукоятки меча и поводьев колесницы. Без малейшего отвращения она вычищала серу из его ушей и засохшую слизь из ноздрей. Пользуясь своим гребешком из слоновой кости, она расчесывала мягкие темные волосы, росшие густыми кустами у него под мышками, вьющиеся на его груди и в низу его живота.

Каждое утро она обмывала все части его тела, каждую складку, плоскость и выпуклость его крепких мускулов – и горевала, когда его плоть начала стаивать с него в лихорадках и сквозь нее проступили кости.

Сначала она отводила глаза от его мужских частей, когда мыла их, но скоро это стало казаться ей ханжеством. Тогда она взяла их в ладони и рассмотрела. Их вид вызвал в ней нежность и сострадание. Они были такие мягкие и теплые, кожа на них такая гладкая и безупречная. Затем ее чувства изменились, когда она осторожно отодвинула кожу назад, как научила ее Минтака, и показался розовый кончик, шелковистый, словно лепесток олеандра. Он стал напрягаться и раздуваться в ее руке, и вот уже она едва могла обхватить его большим и указательным пальцами. Когда это произошло, она ощутила странное замирание дыхания и тепло в самых неожиданных частях собственного тела.

Однажды ночью ее разбудил лунный свет из окна, который лежал на каменном полу палаты будто брусок серебра. На мгновение ей показалось, что она в своей спальне в речном дворце в Фивах, но затем она услышала затрудненное дыхание Мерена и несвязные крики, вызванные кошмаром, и с волной страха все вернулось к ней. Она нагишом вскочила со своего тюфяка у ложа больного и бросилась к нему.

Когда она зажгла лампу, то увидела, что глаза Мерена широко открыты, но незрячи, и что лицо у него пепельно-серое и перекошенное, на губах белая пена, а тело блестит от испарины. Он так сильно метался на смятых льняных простынях, что она испугалась, не поранится ли он еще больше. Она поняла, что это кризис, о приближении которого ее предупредил Таита.

– Таита! – закричала она. – Пожалуйста, ты нам срочно нужен. – Келью Таиты отделял от них внутренний двор, и Маг всегда спал с открытой дверью, так что мог услышать ее зов.

– Таита! – снова крикнула она и бросилась Мерену на грудь, чтобы удержать его. Затем она вспомнила: Маг вместе с Нефером и отрядом колесниц уехал в пустыню с какой-то таинственной целью и маловероятно, что они быстро вернутся. Она подумала позвать Минтаку, но ее комната была в другом конце древнего дворца, и она не осмелилась оставить Мерена.

Она была одна. Она поняла, жизнь Мерена в ее руках, и при этой мысли почувствовала, что паника утихла. Ее место заняла холодная решимость. Она легла рядом с ним и крепко удерживала его, шепча слова поддержки и успокоения. Через некоторое время он успокоился, и она смогла ненадолго оставить его. Она пошла к сундуку около окна, нашла в нем пузырек, который оставил для нее Таита, смешала его жгучее содержимое с вином и нагрела на жаровне, как научил ее Маг.

Когда Мерикара поднесла кубок к губам Мерена, тот попробовал отказаться, но она заставила его пить. Когда чаша опустела, она нагрела воду и смыла пот с его лица и пену с губ и собиралась обмыть его тело, но тут внезапный приступ обрушился на него, и он начал дрожать и стонать. Ее страх вернулся с полной силой. Она бросилась к Мерену и отчаянно вцепилась в него.

– Не умирай, мой дорогой, – взмолилась она и произнесла более твердо: – Я не позволю тебе умереть. О Хатор, помоги мне. Я вытяну его назад из подземного мира собственными руками. – Она знала, что попала на поле сражения, и билась вместе с Мереном, собрав все силы и добавляя их к его силам. Когда она почувствовала, что он обмяк в ее руках и его залитое потом тело начинает остывать, она закричала: – Нет, Мерен, вернись! Вернись ко мне. Ты не можешь уйти без меня.

Она прижала рот к его губам и попыталась вдохнуть в него собственную жизнь. Внезапно он шумно выдохнул, освобождая легкие, и она подумала, что все кончилось. Она обняла обеими руками его исхудавшую грудь, а когда ослабила объятие, он сделал шумный вдох, затем другой, и еще один. Трепет его сердца превратился в сильные, размеренные удары, которые Мерикара ощущала своим телом.

– Ты вернулся, – прошептала она. – Ты вернулся ко мне.

Он все еще был холоден, и, когда задрожал, она обхватила обеими руками его грудь, а обеими ногами – бедра, согревая его своим телом. Мало-помалу дыхание Мерена стало глубоким и размеренным, и она почувствовала, как теплая кровь вновь потекла в его жилы. Она лежала с ним, испытывая глубокое чувство завершенности, поскольку знала, что спасла его и что начиная с этой ночи он будет принадлежать только ей.