Читать книгу "Утраченные иллюзии - Оноре де Бальзак"

Постарайся поместить в парижской хронике несколько строк по поводу торжественного приема, оказанного мне, — ты возвысил бы меня здесь на несколько вершков. Притом я дал бы почувствовать Выдре, что у меня есть еще в парижской прессе если не друзья, то все же влияние. Я не отказываюсь ни от одной надежды и надеюсь отплатить тебе за услугу. Ежели тебе нужна серьезная вводная статья для какого-нибудь сборника, то у меня довольно времени, чтобы обдумать ее. Скажу тебе только одно, дорогой друг: я рассчитываю на тебя, как ты можешь рассчитывать на того, кто говорит тебе:

всегда твой Люсьен де Р.

Пришли посылку дилижансом, до востребования».

Письмо, в котором Люсьен опять заговорил тоном превосходства, чему причиной был его успех, напомнило ему о Париже. После шести дней полнейшего провинциального покоя убаюканная мысль его обратилась опять к милым сердцу невзгодам, смутные сожаления волновали его, и всю неделю он думал о графине дю Шатле; наконец он стал придавать такую важность своему возвращению в свет, что вечером, спускаясь в Умо, чтобы справиться в конторе дилижансов относительно парижских посылок, он испытывал все тревоги сомнений, точно женщина, которая последние надежды возлагает на туалет и уже не надеется его получить

«О Лусто! Я прощаю тебе все твои предательства!» — мысленно сказал Люсьен, заметив по форме пакетов, что в них вмещалось все, чего он просил.

В шляпной картонке он нашел такое письмо:

«Гостиная Флорины

Дорогое дитя!

Портной вел себя превосходно; но, как ты мудро провидел, бросая взгляд на прошедшее, поиски галстуков, шляпы, шелковых чулок повергли в тревогу сердца наши, ибо в наших кошельках уже нечего было потревожить. Мы с Блонде пришли к выводу: возможно было бы составить состояние, открыв магазин, где молодые люди могли бы одеваться по сходной цене. Ибо в конце концов мы чересчур дорого расплачиваемся за то, что все берем в долг. Помилуй! Еще великий Наполеон, отказавшись от похода в Индию, потому что недоставало пары сапог, изрек: «Легкие дела никогда не ладятся!» Итак, все шло на лад, недоставало только пары сапог... Я видел тебя во фраке, но без шляпы! В жилете, но без башмаков, и я подумал, не послать ли тебе мокасины, которые какой-то американец, в качестве достопримечательности, подарил Флорине. Флорина выделила нам целых сорок франков, мы с Натаном и Блонде стали играть на чужой счет, и нам повезло: мы оказались настолько богатыми, что угостили ужином Торпиль, бывшую крысу[227]де Люпо. Ужин у Фраскати мы заслужили. Флорина взяла на себя покупки, к ним она присоединила три отличные сорочки. Натан жертвует трость. Блонде, выигравший триста франков, посылает тебе золотую цепочку. Крыса дарит тебе золотые часы, величиною с монету в сорок франков, которые ей преподнес какой-то глупец, но они испорчены. «Это такая же дрянь, как и то, что он получил!» — сказала она нам. Бисиу, разыскавший нас в «Роше де Канкаль», пожелал вложить флакон португальского одеколона в посылку, которую шлет тебе Париж. «Если это может составить его счастье, да будет так!..» — проскандировал наш первый комик на баритональных нотах и с той мещанской напыщенностью, которую он так бесподобно изображает на сцене. Все это, дитя мое, докажет тебе, как любят друзей, когда они в несчастье. Флорина, которую я по своей слабости простил, просит тебя прислать нам статью о последней книге Натана. Прощай, сын мой! Скорблю, что пришлось тебе воротиться в глухую провинцию, из которой ты раз уже выбрался, когда приобрел сподвижника в лице твоего друга

Этьена Лусто».

«Бедные! Они ставили на мое счастье!» — сказал про себя глубоко взволнованный Люсьен.

Из нездоровых местностей или из тех мест, где мы когда-то страдали, подымаются испарения, подобные райским благоуханиям. В нашей тусклой жизни воспоминания о пережитых страданиях являются неизъяснимым наслаждением. Каково же было удивление Евы, когда брат появился перед ней в новом одеянии! Она не узнала его.

— Наконец-то я могу прогуляться по Болье! — вскричал он. — Теперь, пожалуй, не скажут: «Поглядите, в каких он отрепьях разгуливает!» Позволь мне преподнести тебе часы, они действительно мои, притом они похожи на меня: они испорчены.

— Какой ты, однако ж, ребенок!.. — сказала Ева. — Можно ли на тебя сердиться...

— Неужели ты думаешь, милая девочка, что я нуждался во всей этой бутафории ради глупого желания щегольнуть перед ангулемцами, которые заботят меня столько же, сколько вот это! — сказал он, взмахнув в воздухе тростью с золотым чеканным набалдашником. — Я хочу исправить причиненное мною зло, и вот я во всеоружии.

Успех Люсьена, как щеголя, был единственным истинным его успехом, притом огромным. Зависть развязывает языки, тогда как восхищение их сковывает. Женщины были без ума от него, мужчины злословили на его счет, и он мог воскликнуть вместе с автором песенки: «О, как я тебе благодарен, мой фрак!»[228]Он занес две визитные карточки в префектуру и сделал визит Пти-Кло, которого не застал. Утром в день банкета во всех парижских газетах под рубрикой «Ангулемская хроника» появились следующие строки:

«Возвращение в Ангулем молодого поэта, столь блестяще вступившего на литературное поприще, автора «Лучника Карла IX», единственного французского исторического романа, свободного от подражания Вальтеру Скотту и содержащего предисловие, которое является литературным событием, ознаменовалось восторженным приемом, столь же лестным для города, как и для г-на Люсьена де Рюбампре. Город поспешил дать в его честь патриотический банкет. Новый префект, только что вступивший в должность, присоединился к общественному чествованию автора «Маргариток», чей талант с самого начала встретил горячее поощрение со стороны графини дю Шатле».

Во Франции, стоит только дать чувствам толчок, и ничем уже не остановить воодушевления. Начальник местного гарнизона предоставил военный оркестр. Хозяин гостиницы «Колокол», знаменитый ресторатор из Умо, индейки которого, начиненные трюфелями, известны даже в Китае и рассылаются в великолепной фарфоровой посуде, взял на себя устройство обеда, разукрасил свою огромную залу сукнами, на фоне которых лавровые венки в сочетании с цветами создавали превосходное впечатление. К пяти часам вечера в зале собралось человек сорок, все во фраках. Во дворе толпа обывателей, в сто с лишком человек, привлеченная главным образом духовым оркестром, представляла собою сограждан.

— Да тут весь Ангулем! — сказал Пти-Кло, подходя к окну.

— Ничего не понимаю, — говорил Постэль жене, пожелавшей послушать музыку. — Помилуйте! Префект, главный управляющий сборами, начальник гарнизона, директор порохового завода, наш депутат, мэр, директор коллежа, директор Рюэльского литейного завода, председатель суда, прокурор, господин Мило... да тут все представители власти!..